Видишь, среди каких шутников приходится работать?
— Вижу, — подошел, пожал директору руку, скосил глаза на Сяву.
— Не вспоминаешь школу? — спросил Никодим Петрович. Валентинов махнул рукой:
— Что вспоминать? Каждый день мимо хожу.
— А я вот не знаю, вы с одноклассниками каждый год собираетесь?
— Да собирались в прошлом году, я не пошел.
— Кем работаешь?
— А зубным врачом.
— Не страшно?
— У меня дядя родной в этой области, так что я можно сказать с младенчества был окружен наглядными пособиями. У дяди в комнате на столе стоял гипсовый зуб размером такой знаете, — показал руками в воздухе, — Наверное с туловище человека. Тяжелый такой зуб, мы его в качестве пресса для солений потом использовали. Ну и книжки разные, справочники.
— А дай на всякий случай твой телефончик.
Достал блокнотик и ручку, приготовился записывать, но Валентинов протянул ему визитку:
— Вот тут мы на улице Герцена, частная клиника, адресок, а это мой мобильный. Звоните, будем рады!
— Мне еще нужно решиться, — пообещал директор.
Отправились дальше. Дарница, рынок кипит людьми. Люди в быстрых потоках воздуха, между торговых рядов с упакованным в пакеты виноградом, овощами, цистернами с живой рыбой — битком набитых жертвами. Приговор вынесен и его невозможно отменить.
У ларьков мобильной бижутерии стоят продавцы, слушают музыку и общаются между собой. Вглубь уходят коридоры школьных принадлежностей, массовых книг и мягких вещей. Свитер касается рукавом книги — они дружат. Возле входа в метро селяне разложили корзины с грибами — покамест в лесах, на полянах зеленого мха, прут только лисички. Остальной, кондовый гриб пойдет позже.
Серая женщина в косынке продает живых раков. Темно-зеленые, они ползают в коробочной картонной крышке и шевелят усами. Раков ждет кипяток. Каково это — быть сваренным живьем? Чтобы быть съеденным под пиво и досужий разговор.
В подземном переходе станции метро, у правой стены спят, мяукают и урчат котята да щенки на руках, в корзинах, за воротниками. Малые, они хотят спать и кушать, но дышат куревом и духом уставших людей. Скоро начнется новая жизнь.
Девушка сидит в коляске, показывая отрезанные наполовину ступни, рядом находится её — родственница, что ли? Они просят денег. И две сонные, слепые старухи в огромных, толстенных очках просят денег. И пьяненький блаженный — он тоже просит денег. А выше на лестнице стоит блатной и наяривает на гитаре. Рядом подпевают.
Сява и Никодим Иванович вынырнули на поверхность, в проходной скверик под соснами. Пахло жареной картошкой. За деревьями маячило здание Детского мира — с золотыми ячеистыми рамами по бокам, похожее на пчелиные соты.
— Нам долго еще идти? — спросил директор.
— Еще минут двадцать! — обнадежил его ученик.
— А скажи, почему ты ни в одной школе больше четверти не задерживаешься?
— Я бунтарь по натуре, — важно ответил Сява, — Таким как я нужны наверное особые условия обучения, совсем другой подход.
У Никодима Ивановича в разуме возникает демонический образ — стоит он, Никодим Иванович, в клубах черного дыма, на ветру, в развивающихся лохмотьях, и показывает перед собой по два пальца на каждой руке, перекрестьем одни на другими, так что образуют решетку. Никодим Иванович мысленно хохочет. А вслух говорит:
— Может тебе в какой-нибудь кружок записаться?
— Я уже ходил в кружок скоростного чтения и на экибану. Но мне нужен рок-н-ролл!
— У нас нет при школе рок-группы. Была, но распалась.
— А жалко. Я придумал панковскую песню — ты не пей из унитаза, там бациллы и зараза.
— А умеешь играть на гитаре?
Глава 4
Про гитару
Как Сява покупал себе гитару и вообще как всё началось. И как учился!
Была некоторая сумма денег и вопрос — на что потратить, на электрогитару или на электродрель? Дрелью мозги можно людям сверлить, да ведь не везде подключишь. Дома же и так просверлены, и у Сявы, и у его папы. Разрушение клеток головного мозга приводит к их обновлению — новая теория. Нобелевская премия в скором будущем. Это озаботило Николая:
— Там речь толкать на шведском или английском? Надо срочно засесть за словари!
Сява тогда записался в библиотеку имени Салтыкова-Щедрина, что на бульваре Леси Украинки, взял стопку словарей и с ними исчез. Потом приходит письмо из библиотеки — мол, отдайте книги. Второе, третье. Пошел Сявын папа разбираться — распыжившись, воняя на три метра потом, стучал книжкой о прилавок перед очкастой пожилой библиотекаршей, слюной брызгал и кричал, что учится, а на ученье нужно время. А на продление времени не было — они с сыном вместе учатся и готовятся ехать в Швецию. Вы говорите с будущем лауреатом. Как каким? Премии мира, конечно. Нет, биология. Специализируемся на цитологии, науке о клетках.
— Я известный в определенных кругах цитолог! — сообщил сявын папа и с размаху долбанулся об доску головой, так что у библиотекарши авторучки в пластиковом стакане подскочили.
— Верните нам книги и мы не возьмем штраф, — попросила притихшая библиотекарша.
— Я сам могу штраф выписать! Много воли вам дали!
Решили купить электрогитару.
— Только ты не играй тяжелый рок, — сказал Сяве папа, — он разлагает человека и пагубно влияет на психику. Учи лучше такой жанр музыки, как вок!
— А что такое вок? — спросил Сява.
— То же, что и рок, но его сочиняют духовно богатые люди, — ответил папа, — Вок! О нем мало кто знает. Жанр для избранных.
Отправились в музыкальный магазин — отдел в том же «Детском мире», на третьем этаже. Лежат на полках за стеклом всякие бубны, барабанные палочки, струны в пакетах, книжки с аккордами. На стенке в несколько рядов, один над другим, висят гитары разного калибра. Акустические, басовые, обычные электро. От них пахнет лаком и деревом. В закутке, за компьютером, сидит продавец.
— Какую гитару вы посоветуете для вока? — обратился Николай к нему.
Через полчаса Сява скакал домой на гитаре, зажав её между ногами, как ребенок палку. Николай нес следом комбик — динамик, совмещенный с усилителем в одном корпусе, и белый фирменный кулек с кабелями.
— Теперь нужно найти учителя, — сказал сыну Николай.
Учитель звали Олег Беседин. Отыскался он по объявлению на столбе. Беседин был с небольшой бородкой — соль с перцем, и такими же волосами, взятыми сзади в хвост. Снабдив гостя долгими кожаными тапками допотопной свежести, Беседин проводил Сяву в кухню, где усадил на шаткий табурет. Со всех щелей любопытно глядели тараканы. Из крана в немытую тарелку капала вода. На плохоньком столе, блюдце было украшено желтым, начавшим загибаться куском сыра. В газовой колонке гудело и колебалось синеватое пламя.
