class="a">[20]. Сегодня промышленностью производится и используется около восьмидесяти тысяч определенных технических смесей и химических веществ (каждое из которых имеет пять или более побочных продуктов), к настоящему времени только относительно трех тысяч существуют исследования их воздействия на живые системы.
Возникает искушение повернуть время вспять. Но новая промышленная революция будет состоять не в том, чтобы вернуться к некоему идеализированному доиндустриальному состоянию, в котором, к примеру, все ткани производятся из натуральных волокон. Разумеется, когда-то ткани разлагались под действием микроорганизмов, и ненужные куски можно было бросить на землю, чтобы они гнили, или даже безопасно использовать как топливо. Но натуральных материалов, соответствующих нуждам нашей существующей сегодня популяции нет и быть не может. Если несколько миллиардов людей захотят иметь окрашенные натуральными красителями голубые джинсы из натуральных волокон, человечеству придется отвести миллионы акров земли на выращивание индиго и хлопка, чтобы удовлетворить это желание, – акров, необходимых для производства пищи. Вдобавок даже «натуральные» продукты не обязательно полезны для человека и окружающей среды. Индиго содержит мутагены и, поскольку обычно выращивается как монокультура, исчерпывает генетическое разнообразие. Вы хотите сменить джинсы, а не гены. Вещества, созданные природой, могут быть необычайно токсичными; они не были специально предназначены эволюцией для использования людьми. Даже что-то столь безопасное и необходимое, как чистая питьевая вода, может оказаться смертельным, если погрузиться в нее больше чем на несколько минут.
Стратегия трагедии или стратегия перемен?
Современная промышленная инфраструктура нацелена на погоню за экономическим ростом. Она делает это за счет других жизненных проблем, в частности здоровья человека и окружающей среды, культурного и природного богатства и даже развлечений и удовольствий. Кроме нескольких общеизвестных положительных побочных эффектов, большинство индустриальных методов и материалов непреднамеренно провоцируют упадок.
Но промышленники, инженеры, проектировщики и застройщики прошлого не намеревались произвести столь опустошительные последствия; очевидно, не имеют намерения причинить миру вред и те, кто сегодня продвигает данные парадигмы. Отходы, загрязнения, грубые продукты и другие описанные нами негативные эффекты – это не результат корпоративного действия кого-то безнравственного. Это последствия устаревшего и неумного проектирования.
Вред тем не менее несомненен и серьезен. Современная промышленность свела на нет ряд достижений, принесенных индустриализацией. Например, продовольственные запасы возросли, так что можно накормить больше детей, но многие дети всё так же ложатся спать голодными. Но даже если хорошо накормленные дети регулярно подвергаются воздействию веществ, которые могут привести к генетическим мутациям, раку, астме, аллергиям и другим осложнениям, вызываемым загрязнением и отходами, то что же в таком случае было достигнуто? Слабое проектирование такого масштаба простирается далеко за пределы нашей жизни. То, что происходит, мы называем межпоколенческой дистанционной тиранией – нашей тиранией над грядущими поколениями в результате наших сегодняшних действий.
В какой-то момент производитель или дизайнер решают: «Мы не можем продолжать делать это. Мы не можем больше поддерживать и сохранять эту систему». В какой-то момент они приходят к выводу, что предпочли бы отказаться от положительного наследия проекта. Но когда настанет этот момент?
Мы говорим, что этот момент настал сегодня, а бездействие начинается завтра. Как только вы поняли, что происходит разрушение, пока вы не станете делать что-то, чтобы изменить это, если даже вы не намеревались ничего разрушать, вы оказываетесь втянуты в стратегию трагедии. Вы можете и дальше оставаться в этой стратегии либо можете спроектировать и осуществить стратегию перемен.
Возможно, вы представляете себе, что жизнеспособная стратегия перемен уже существует. Разве не действуют уже движения зеленых, экологов и экоэффективных? В следующей главе мы подробнее рассмотрим эти движения, а также предлагаемые ими решения.
Глава вторая
Почему быть «не таким уж плохим» не значит быть хорошим
Стремление сделать промышленность менее разрушительной возникло на самых ранних этапах промышленной революции, когда фабрики были столь грязными и опасными, что их нужно было контролировать, дабы предотвратить немедленные болезни и смерти. С тех пор типичным ответом на вред, наносимый промышленным развитием, были попытки найти менее плохой подход. У этого подхода был собственный лексикон, который знаком большинству из нас: сокращать, избегать, минимизировать, поддерживать, ограничивать, останавливать. Эти понятия в течение долгого времени были центральными для всех программ по защите окружающей среды, и они становятся центральными в большинстве программ по защите окружающей среды, принимаемых в настоящее время промышленностью.
Одним из первых темных глашатаев был Томас Мальтус, который предупреждал в конце XVIII века, что люди будут размножаться в геометрической прогрессии с опустошительными последствиями для человечества. Позиция Мальтуса не была популярна в период взрывного воодушевления, характерного для ранних этапов промышленного развития, когда многое было достигнуто благодаря возможности делать хорошие вещи, когда растущие способности человечества формировать мир в соответствии с собственными целями воспринимались как весьма конструктивные и когда даже рост народонаселения считался благом. Мальтус же видел не великие и сияющие достижения, но тьму, оскудение, бедность и голод. Его «Опыт о законе народонаселения», опубликованный в 1798 году, был ответом эссеисту и утописту Уильяму Годвину, который проповедовал способность человека к совершенствованию. «Я прочитал несколько рассуждений относительно совершенствования человека и общества с большим удовольствием, – писал Мальтус. – Я был растроган и восхищен очаровательной картиной, нарисованной ими. Но, – приходил он к выводу, – рост народонаселения настолько превосходит возможность земли производить средства пропитания человека, что человечество ждет в том или ином виде преждевременная смерть»[21]. Из-за своего пессимизма (и совета людям ограничить половую жизнь) Мальтус стал карикатурным персонажем. Из-за своего отношения к миру он до сих пор считается кем-то вроде Скруджа.
В то время как Мальтус делал печальные предсказания относительно народонаселения и ресурсов, другие отмечали природные и духовные изменения, возникающие по мере распространения промышленности. Английские писатели-романтики, такие как Уильям Вордсворт и Уильям Блейк, описывали глубины духа и воображения, куда может привести вдохновение природой; они выступали против городского общества, становящегося всё более механистическим, уделяющим всё больше внимания потреблению и тратам. Американцы Джордж Перкинс Марш, Генри Дэвид Торо, Джон Мьюр, Альдо Леопольд и другие продолжали эту литературную традицию в XIX–XX веках в Новом Свете. Из лесов штата Мэн, Канады, Аляски, со Среднего Запада и Юго-Запада эти голоса вопиющих сохраняли в языке любимые пейзажи, оплакивали их уничтожение, вновь и вновь подтверждая веру, выраженную в знаменитом изречении Торо: «В дикости состоит сохранение мира»[22]. Марш одним из первых понял, что человек способен разрушать окружающую среду в течение долгого времени, а Леопольд предвосхитил ощущение вины, столь характерное для значительной части экологического сознания наших дней: «Когда я отправляю свои мысли на печатный станок, я помогаю вырубать леса. Когда я наливаю сливки в чашку кофе, я способствую осушению болот, чтобы на них паслись коровы, и истреблению птиц в Бразилии. Когда я еду на своем форде на птичью ловлю или охоту, я опустошаю нефтяные месторождения и переизбираю империалиста, который поставит мне автомобильную резину. Более того: если я произвожу на свет более двух детей, я создаю неизбывную нужду в еще большем количестве печатных станков, коров, кофе, нефти, а для этого еще больше птиц, деревьев и цветов должны быть или убиты или… выселены из мест своего обитания»[23].
Некоторые из этих людей участвовали в создании обществ сохранения природных ресурсов, таких как Sierra Club и Wilderness Society, чтобы уберечь дикую природу и сохранить ее незатронутой индустриальным ростом. Их тексты вдохновляли новые поколения экологов и любителей природы и вдохновляют до сих пор.
Но только после опубликования в 1962 году книги Рейчел Карсон «Безмолвная весна» это романтическое отношение к дикой природе соединилось с научным подходом к проблеме. До этого момента энвайронментализм означал протест против явного урона от вырубки лесов, горных работ, промышленных загрязнений и других видимых вмешательств – и стремился сохранить особенно ценные ландшафты, такие как Белые горы в Нью-Гэмпшире или Йосемитский парк
