она не оценила столь милый жест.
Поменяв сыну подгузник, Яна положила его в колыбельку и вышла к Леше с четкой целью наконец-то сходить в душ. Сюрприз, что ожидал ее, заставил челюсти разъехаться до предела. Леша взял ключи от байка и обувался. Яна знала все, что последует, поэтому завернула на кухню, чтобы попить водички и успокоиться. Две пустые бутылки виски под столом. Может если бы их не было, она смогла бы занырнуть в разочарование и пережить его внутри. Они были.
— Значит тупо сидел и бухал весь ебучий день, пока я ебаных четырнадцать часов рожала твоего сына⁈ Серьезно, блять⁈ Даже не гонял по городу от нервов, а нажрался, как уебище последнее⁈
— Мне было хуево, — донесся голос из коридора.
Яна рванула за дверцу холодильника автоматически, забыв про намерение попить воды. Пустые полки придали ее ярости законченный вид, и она вылетела к Леше.
— Хуево? Хуево тебе было? Да хуй там! Хуево было мне! Мне! Это я думала, что сдохну! Меня крючило от боли, как ебаную змею в кипятке! Куда, блять, уже собрался⁈
— Дела закончу и приеду.
— А мои, сука, дела по хую, да? Я уже заебалась пиздец! Помыться второй день не могу, всю ночь не спала, он разжевал соски в мясо. Пять швов ебаных, я сидеть не могу! Я хотела хотя бы ебаный час отдохнуть, но нихуя подобного! Ты съебываешься, когда мне хуево! Да это уже, блять, стало традицией!
— Приеду и помоешься.
— Ты, блять, даже пожрать мне не купил, — внезапно успокоилась Яна. — Я должна нормально питаться, чтобы было ебаное молоко и ребенок был здоров. У тебя на кухне только ебучие бичпакеты.
Яна развернулась и пошла в спальню на истошный плач проголодавшегося Марка.
— Ну да, блять, забыл! Ну извини. У тебя прикреплена моя карта, закажи что-нибудь пожрать. Яна, я приеду через пару часов.
Она больше не выходила к Леше. Все, что он услышал, это:
— Сука, нахуй не въебались эти ебаные шары! Только полный еблан мог додуматься засрать ими весь, нахуй, пол! Упасть и разъебаться мне еще не хватало, блять!
Рыданий Яны он уже не слышал.
Глава 4
За полгода Яна убедилась, что отцовские чувства у Леши отсутствуют напрочь. Единственным его достижением был навык поднятия ребенка на руки. Правда, брал он Марка с единой целью: всучить Яне и устранить звуковой раздражитель.
У Яны даже не было времени, чтобы обидеться, погружение в материнство прошло моментально и болезненно. Ее ребенок не хотел есть каждые три часа и спать по двадцать часов в сутки. Постоянные крики и утром, и ночью, усталость и чувство пренебрежения. У Леши начались проблемы с бизнесом, его стало еще меньше в ее жизни, чем во время беременности. Но она знала, что задерживался Леша не только по делам, он еще и отдыхал от дурдома, в который превратилась их квартира. Круглосуточно кто-то орал. Если ребенок спал, то орала Яна, недовольная изменениями в жизни.
Ей было семнадцать, по идее, сейчас Яна могла бы жить беззаботно, как раньше. Прогуливать школу, гонять с Лешей по городу и делать все, что пожелает. Суровая реальность окунула с головой. Она до сих пор захлебывалась и уже не верила, что вдохнет. Приклеенная к ребенку ежедневно, она абсолютно забыла о себе. Были дела по дому, необходимость запихивать надутую грудь в рот младенцу, чтобы он помолчал хоть полчаса и апатия. Все чаще Яна выходила на балкон, чтобы загнуть десятиэтажный мат или ревела в ванной. Нервы сдавали, а лучше не становилось.
Иногда ей казалось, что Марк желает ей смерти. Он не давал и часа спокойствия днем, ночью разбивал сон Яны на жалкие промежутки и сходил с ума, если унюхивал запах молока, которым Яна пропахла с ног до головы. Пару раз Яне сносило крышу от монотонной детской сирены и она сидела на балконе по полчаса. Ей действительно хотелось сделать рывок и разбиться головой об асфальт, только бы пытка ультразвуком закончилась. Потом она выдыхала и возвращалась к сыну с чувством вины, качала на руках его целый вечер и пела стремные песни на мотив колыбелек.
В своем нервозно-депрессивном состоянии Яна винила Лешу. Ее раздражало в нем все, от старых привычек, до знакомого сигаретного запаха. Выклянчить у него помощь было не просто, и помогал он с видом каторжника, всеми силами старавшегося сократить срок наказания. Все чаще Яна думала о том, что он ее не любит. Секс, как раз-таки вернулся, и инициатором постоянно был Леша. Теперь-то фигура Яны более, чем устраивала его: прежняя тонкая талия, а вот грудь и попа увеличились раза в два. Правда, правило двух раз в неделю сохранилось. Теперь чаще не хотела Яна. Измученная тягостями материнства, она выбирала лишний час сна, а не минутный оргазм.
Дверь хлопнула в час ночи. В растянутой футболке и с грязными волосами, замотанными в гнездо, Яна вышла в коридор к Леше. Ключи от байка с грохотом упали на стол, рядом он опустил и шлем.
— Время видел, блять?
— Видел. Я работал, а не гулял, удивительно, да нахуй? — скривился Леша.
— В ебучую рань уехал, а вернулся ночью. Пиздец блять. Я просила хоть недолго посидеть с Марком, чтобы выйти из дома. Просто, блять, выйти из этого ебучего дома! У меня крыша к хуям едет! Я больше не могу!
— Одной тебе, сука, думаешь тяжело⁈ Если я торчу там, блять, с утра и до ночи ебучей, значит полная хуйня! До этого же, блять, так сложно умом своим ебаным дойти!
— Да похуй мне! Ты, сука, такой же родитель, пиздуй расти!
— С этим и ты справишься, я решаю проблемы посущественнее! Хоть раз, хоть один ебучий раз спросила, что я, блять, делаю? Насколько все пошло по пизде?
— А ты, хуйло ебаное, спросил, как мне хуярить здесь двадцать четыре на семь? Как это полгода в ебаном коматозе жить? Забыть нахуй о себе и обслуживать ребенка в одиночку⁈
— Реально такая тупая, что не врубаешь? — на лбу Леши выступили вены.
— Врубаю, что ты мудак ебаный и нахуй я тебе не нужна. Чувства-хуюства. Где они, блять, где хоть капля сострадания блядского?
Яна скривилась, скрестив руки на груди, и попыталась укусить Лешу взглядом.
— Подождут чувства и вся эта твоя хуета! Я всем сегодня выплатил последнюю зарплату и все нахуй! Все! Никто не работает, монтажка закрыта к хуям! Хуй бездонный колодец бабла будет в ближайшем будущем!
— Что блять? — изменилась в лице Яна.
