воинами, призванными Богом сражаться, чтобы положить конец тирании, рабству и большому злу.
— О.
— Люди — это нечто большее, чем что-то одно. Они несут в себе и добро, и зло, тьму и свет, насилие и мир. Милосердие и справедливость.
Бишоп уставился на кресты.
— Главное — убедиться, что твое дело праведно. И не дать тьме захватить твою душу. — Он тяжело вздохнул. — Легче сказать, чем сделать и то, и другое.
— Как ты не поддаешься этому? Гневу. Ненависти.
— Найди то, что помогает тебе оставаться человеком, и держись за это всеми силами. Для меня это моя вера.
— Хорошо, — сказала она задыхающимся голосом. Ее разбитая губа болела, но Квинн продолжала говорить. Ей нужно выговориться. — Я все еще так зла.
— Будь злой. В злости нет ничего плохого. Но контролируй ее, направляй. Используй ее; не позволяй управлять тобой.
Она дала этим словам дойти до своего сознания.
— Гнев может подпитывать тебя. Придать тебе сил.
— Ха.
— Есть гнев, который мотивирует тебя, движет тобой. Он ищет праведной справедливости. В этом гневе нет ничего плохого. Но он может стать горьким и токсичным. Если не будешь осторожна, он может разъесть ту часть тебя, которая делает тебя тем, кто ты есть. Это тот гнев, которого ты должна остерегаться, Квинн. Он как огонь. Он и дает жизнь, и разрушает. Важно то, как ты его используешь.
Она кивнула, позволяя этой истине глубоко проникнуть в душу.
Она не хотела закончить жизнь, как Ксандер, мальчик, снедаемый своей яростью, который хотел уничтожить все, разрушить весь мир.
Борьбу внутри нее нужно контролировать. Не уменьшить, а изменить.
Что-то сдвинулось внутри Квинн. Словно освобождение. Как будто плотина прорвалась, и тьма внутри нее вырвалась наружу. Гнев все еще бушевал в ней, но теперь он стал другим.
Это трудно назвать или описать, но она чувствовала изменение.
— Я верю в тебя, Квинн.
— Ты это серьезно?
Он широко улыбнулся ей под бородой.
— Абсолютно.
Тяжесть в ее груди уменьшилась.
Она не исчезла полностью, но это уже начало.
— Я сомневаюсь, что Лиам чувствует то же самое.
— Не сомневайся. — Бишоп поднялся на ноги, его колени дрожали, и отряхнул штаны. — Поговори с ним. Стыд процветает в тайне и молчании. Разговор освобождает нас.
Она пнула ногой шальную кучу снега, покрытую грязью.
— Я знала, что ты сможешь помочь, пастор. Тебе следует брать плату.
— Я возьму несколько кустиков «бараньих ушей» Молли. — Теперь настала очередь Бишопа выглядеть смущенным. — У меня закончилась, ну, понимаешь, ТБ.
Квинн скорчила гримасу.
— И тут я поняла, что пора уходить.
— Квинн. — Бишоп протянул руку, взял ее за предплечье и сжал его. — После всего, любовь — это то, что выстояло. Нам нужны люди, чтобы выжить. Мы нуждаемся друг в друге. Это единственное, что отделяет нас от тьмы.
Голубой шарик прижимался к ее ладони — круглый, холодный, твердый. И красивый. Квинн положила его в карман рядом с рогаткой. Напоминание, которое она не собиралась забывать.
Глава 6
Ханна
День сто третий
Голубые глаза Дейва блестели.
— У меня сюрприз для тебя.
— Лишь бы он оказался приятным. — Ханна покрепче прижала Шарлотту к себе в переноске. Ее дочь пинала ногами и хихикала, когда Дейв щекотал ей пальцы в туфлях на мягкой подошве. — Побольше бы хороших.
— Уверен, тебе понравится. Пошли.
В свои шестьдесят с небольшим лет Дейв поседел, на его лице появились мимические морщины.
Он владел пятнадцатью акрами земли и гостиницей «Фолл-Крик». Запасы топлива ополченцев позволяли генератору гостиницы работать, поэтому Дейв приютил в своей гостинице стариков и людей с ослабленным здоровьем.
Дейв помогал другим, всегда ставя их на первое место без жалоб. Он использовал свою радиостанцию для связи с родными и друзьями со всего штата и даже со всей страны. А еще он взял на себя роль неофициального суперинтенданта после смерти Розамонд.
Дейв повел ее вглубь своего участка в пятнадцать акров. Они прошли мимо двух сараев и амбара, затем мимо нескольких рядов вишневых деревьев и виноградных беседок.
Вытянув шею, Ханна смотрела на огромную антенну, возвышавшуюся на сорок футов в небо оловянного цвета. Серые облака закрывали горизонт, как толстое шерстяное одеяло. Ни ветра, ни снега, но и солнца тоже не видно.
Чтобы посадить саженцы, им срочно нужна перемена погоды. У них есть тракторы, биотопливо и добровольцы. Весна должна уже вступить в свои права.
Конечно, сначала им нужно пережить Генерала. Пока нет никаких признаков его армии.
В то время как Дейв, Аннет и Ханна сосредоточились на логистике: еде, воде, электричестве и топливе, Лиам взял на себя командование охраной. Все, что Лиам приказывал, горожане выполняли без жалоб и вопросов.
Ханна молилась, чтобы этого хватило отбиться от Генерала.
Но сомнения так или иначе закрадывались в ее мысли. Надолго ли? И что потом?
Дейв подвел ее к офису, пристроенному к задней стороне его отдельного гаража, открыл дверь и предложил войти.
— Я нашел кое-кого, кто хочет с тобой поговорить.
Ее грудь сдавило.
— Это…?
Дейв усмехнулся.
— Сейчас узнаешь.
Они вошли в офис Дейва, большую комнату, заставленную полками с оборудованием — радио и передатчиками, сканерами, двусторонними портативными устройствами и парой настольных компьютеров. По полу змеились узлы силовых кабелей. На заднем плане гудел генератор.
Сквозь единственное окно струился мутный серый свет. Переносной пропановый обогреватель, стоящий в углу, обеспечивал тепло.
Ханна опустилась в мягкое кожаное кресло, одной рукой прижимая Шарлотту к груди, а другой беря микрофон.
Шарлотта подпрыгивала у нее на коленях. Она схватила микрофон двумя пухлыми ручками; ее розовый ротик открылся, как будто она хотела его съесть.
Ханна отодвинула микрофон от себя и сглотнула, предвкушение бурлило в ее животе.
— Алло?
— Ханна? — Голос на другом конце оказался до боли знакомым. — Ханна, это ты?
Ее дыхание сбилось. Она закрыла глаза, во рту пересохло, и Ханна не могла подобрать слова. Воспоминания детства заполнили ее сознание: походы, прогулки, семейные ужины, вылазки в продуктовый магазин. Футбольные матчи и поздние ночные занятия.
Дейв сжал ее плечо.
— Ты в порядке?
Его прикосновение помогло Ханне вернуться в настоящее. Она открыла глаза и резко вдохнула. Нажав на кнопку микрофона, Ханна сказала:
— Это я.
Тишина на другом конце, как будто говорящий так же потрясен, как и она. Говорил не просто кто-то, а Оливер, ее брат. После пяти ужасных лет она разговаривала со своим братом.
— Я не могу в это поверить, — прошептал Оливер, в его голосе звучали радость и неверие. — Мы думали… все это время… они говорили, что ты мертва…
— Не мертва.
— Я слышу. И все
