Эта Бренда, стоявшая с поднятой головой, излучала уверенность и силу, она и не взглянула на Марка. В своем белом платье без рукавов, перехваченном по талии пурпурным поясом, с модной расклешенной юбкой, она, казалось, так и светилась.
– Привет обоим! – весело бросила она Кэролайн и Тоби.
– Мы… мы не слышали, как ты подъехала, – растерялась Кэролайн.
– О, я была не на машине. Она в гараже. Я прогулялась в Куиншевен и обратно. До чего прекрасная ночь!
Вытащив красную пачку сигарет из красной же сумочки, Бренда кинула ее на стул с прямой спинкой, стоящий в арке, за которой был виден холл.
– Хотя я лучше тебе все расскажу, – обратилась она к Тоби. – Я не предполагала, что тут кто-то окажется, – кивнула она в сторону опущенных жалюзи, – пока не подошла к дому. Мне показалось, что снаружи стоит наша машина. Но ты знаешь, дорогой Тоби, окна-то открыты и было слышно, как ты орал.
То есть ты все слышала? – спросил Тоби. – И что именно?
– Довольно много.
– Бренда, лучше бы тебе этого не знать! – грустно сказала Кэролайн.
– Моя дорогая, почему бы и нет? Я и так уже довольно много знаю из того, о чем у нас сплетничают.
Если Тоби и не заметил в ее поведении ничего странного, то Кэролайн внимательно вглядывалась в лицо Бренды. Та ходила по комнате, по-прежнему не обращая внимания на Марка. Она села в плетеное кресло рядом с лампой, откинулась на спинку и положила ногу на ногу.
– Интересная история произошла в спортзале, не так ли? – спросила она.
– Интересная! – воскликнула Кэролайн.
– А что, не так? – Стараясь казаться раскованной, Бренда засмеялась. – Надеюсь, Марк сможет помочь. Он разбирается во всех академических проблемах. Он расскажет и какие песни пели сирены, и как писал Шекспир, и каков был замысел нового революционного романа, который Уилки Коллинз собирался издать в 1869 году, но так и не закончил. Но в практическом смысле… О господи, как он похож на тебя, Тоби!
– На меня?
– Да. А ты не знал? Ты тоже не замечаешь ни людей, ни событий?
– Ты удивишься, – возразил Тоби, – но, пожалуй, я соглашусь. Послушай, Марк! Я был прав. Клянусь тебе, я прав.
– Подожди! – остановил его Марк. Его низкий голос, всей мощью которого он пользовался очень редко, заполнил всю комнату. – Может, ты и прав, Тоби. Я не утверждаю обратного. Но ты неправильно подходишь к этой проблеме.
– То есть?
– Ну, например… Мы ведь очень мало знаем о Джонсонах, о Джордже и о Губерте.
Тоби скривил губы.
– Мы не проявляем внимания к людям, не так ли, если они стоят ниже нас? А вот я-то знаю о них немало.
– Кто мог настолько ненавидеть Джорджа и Губерта? Или хотел убить их?
– Всю семью? – не без сарказма уточнил Тоби. – В любом случае таких злодеев я не знаю.
– Значит, ненависть этого шутника не была направлена на них. Мотива тут не просматривается. Похоже, что наш весельчак специально привлек наше внимание к спортивному залу, чтобы наши мысли крутились только вокруг него. Типичный для студентов номер, как ты сам сказал.
– Да, и это как раз не дает мне покоя. Этот тип с его злобой. То ли он так жесток, то ли просто недоумок, который не понимает, что делает.
Бренда подала голос, мягкий и нежный, как шелк.
– Почему вы все время говорите «он»? – удивленно спросила она. – А не могла ли это быть женщина?
У Кэролайн отхлынула кровь от лица, и она отвернулась. Но когда пауза стала уже тягостной, Тоби отреагировал совершенно неожиданно.
– О господи, – прошептал он, глядя прямо перед собой, – о господи, каким же я был тупоголовым… Ну и дурак!
– Подожди! – мрачно остановил его Марк, но Тоби не стал ждать.
– Эта мысль крутилась у меня в голове! – заорал он, ударив себя кулаком по лбу. – Но я со своей тупостью не придал ей значения. Я даже подумал об изоляторе, но так и не мог связать его со спортзалом. Конечно же! Там мог быть только один человек. Роз Лестрейндж.
И снова Марк почувствовал ее присутствие рядом, но на этот раз он быстро справился с собой. Все вдруг вздрогнули, словно в комнату вошла сама Роз Лестрейндж.
– Как интересно! – пробормотала Бренда.
– Но это же абсурд, – вмешалась Кэролайн. – Женщина? – прошептала она почему-то испуганным голосом. – Ж-ж-женщина входит в мужской спортзал? И смеется там?
– И смеется, – угрюмо согласился Тоби. – Вот именно.
– Но невозможно, чтобы…
– Ангел мой, ты слишком невинна для этой жизни. Именно такое могла сделать наша Роз, и с большой радостью. Таково ее чувство юмора. О чем я говорил? Или о злобном монстре, или о детской беспечности человека, который не ведает, что творит. Я не хочу выглядеть негалантным, но ей свойственно и то и другое.
Тоби! – едва не заорал Марк. – Да выслушаешь ты меня, наконец?
– В самом деле, Тоби, – произнесла Бренда, глядя в другую сторону. – Пожалуйста, выслушай Марка!
– У меня к тебе только один вопрос, – настойчиво сказал Марк. – Чего ради Роз Лестрейндж так себя вести?
– А я задам тебе другой вопрос, – возразил Тоби. – Объясни ту историю в изоляторе, что произошла около месяца назад. Это куда проще.
– Что за история? – вскинулась Кэролайн.
– Наша Роз привела туда своего приятеля и даже не стала отрицать этого. Она просто хохотала и говорила, что никто не сможет ничего доказать. Перестань краснеть, ангелочек, и не старайся изобразить невозмутимость. Бренда, я к тебе обращаюсь!
– Да? – спокойно отозвалась Бренда.
– Ты когда-нибудь слышала разговоры Роз Лестрейндж на ее любимую тему?
– Нет, не думаю.
– Еще до того, как ее перестали приглашать в гости, она выдавала реплики, от которых тарелки взлетали со стола. Я помню одну из них. Мол, ей нравится заниматься любовью – цитирую – «в странной или необычной обстановке».
– Думаю, что некоторым мужчинам, – кивнула Бренда, – это тоже нравится. И что же?
– Ничего. Но такова она, наша Роз. Характер! Обращаю ваше внимание: меня не волнует, сколько у нее приятелей. Но когда речь заходит о злобных и бесчеловечных поступках в спортивном зале…
– Ясно, – прервал его Марк. – И вот тут твоя версия дает сбой.
– Марк, почему, черт побери, она дает сбой?
– По крайней мере, нам понятно, что случилось в изоляторе. – Краем глаза он видел выражение лица Бренды, но не остановился. – Мы не в силах понять другое. Чего ради она рисовала статую Основателя, чего ради делала попытки – подлинные или театральные – убить Джорджа и Губерта Джонсонов?
– Не знаю. Это я признаю. Но позволь я вернусь к ее любимой теме…
