прощание помашет кисточкой хвоста – как луной золотой одарит.
Маг разом вынырнул из своей внутренней борьбы. В горле пересохло, и он не совсем изысканно вытаращил глаза:
– Хвоста??
– Так ты не знал, что ли? – удивился парень. – У нее такой хвост! Длинный, холеный, загляденье! Она его то перстенечком украсит, то бантик повяжет…
– Бантик повяжет? Тебе разве его видеть доводилось? – отец ощутил, как кровь сызнова опасно приливает к его голове.
– Так всем доводилось, – ответил собеседник, не подозревая, что тьма уже сгустилась над его вихрами и потрескивает молниями. – Ей, бедняжке, приходится платья такие носить, чтобы сзади кармашек, а из кармашка, значит, хвостик топорщится.
Маг онемел, опасаясь поверить собственным ушам, хотя прежде их служба и была безупречной.
– Из-за этого хвоста все и принялись к ней ходить, – продолжал корзинщик. – В первые дни сомневались, что магичка настоящая к нам нечаянно переселилась. А как про хваст молва пролетела – люди начали стекаться. Сначала украдкой подивиться, а там и про ее силу узнали.
– Из-за хвоста и начали? – эхом повторил Сальвадор, большим глотком отпивая из своей кружки нечто желтоватое, к чему сначала дал себе слово не прикасаться. – Откуда у нее взялось такое достойное украшение?
– Люди говорят, родилась она с ним. Что она дочка мага из богатых, а он духа какого прогневил или чужого колдуна. Жалко только, что сам ее папаша оказался на деле слабоват, – собеседник с искренним сочувствием покачал головой и сызнова выпил.
– Это почему слабоват? – нехорошо прищурился Сальвадор. Тучи его праведного гнева стали практически ощутимы под толстыми балками.
– Ну как – дочкин хвост и не смог убрать за шестнадцать-то годков.
– Она вам так поведала?
– Нет, она про хвост всегда молчит. Спросишь – глаза в пол и улыбнется только, грустно так, аж слеза прошибает. И про папеньку только хорошо всегда, сразу ясно – любит. Видать, всю жизнь он положил, чтобы ее от того хвоста избавить, только где ему силенок взять против настоящего заклятия. Люди у нас зоркие, догадались: как ей совершеннолетие стукнуло – она и ушла из отчего дома, чтобы на батюшку позору не наводить. Ведь все богатые его за великого колдуна почитают.
Слабосильный батюшка знаменитой Леи Сальвадоровны опустил руку под стол и поигрывал огненным шаром в ладони, думая – запустить его только под рубашку парню для острастки или разнести в щепки все заведение.
– А тут не навела позору? – протянул он медленно, пока не приняв решения. – Дочь аристократа – с чернью смешалась?
Парень посмотрел на гостя внимательнее. Сначала он не углядел великой разницы между ним и собой, за среднего купчишку принял. Но по речи заподозрил, наконец, что тот ничуть не простак.
– Разве сорную траву с розою смешаешь? – ответил он тем не менее. – Сын кузнеца уже хотел ее замуж звать, только сам кузнец ему шею мигом намылил. Сразу видно, что не нашего она полета птица. Ее вся улица бережет, мы благодарить умеем. Тетушки пирогами кормят, парни сундук побольше притащили, раму починили. Раньше очень из окна дуло в морозы, теперь потеплее стало. А она только “благодарю” да “не извольте утруждаться”. Такая она, магичка наша. Царевна.
Почему-то охота спалить улицу пропала, внезапная усталость и опустошение заняли то место в душе мага, где только что бушевал пожар.
Резким движением Сальвадор поднялся с лавки, бросил на стол медные луны за сомнительную выпивку и покинул шумный кабак.
Снег на улице шел с самого утра.
Хорошо, что не мороз.
“Раньше очень из окна дуло…” – поддакивали в голове слова корзинщика.
Маг прислонился к холодной стене трактира под широким козырьком от непогоды, весьма в сей день уместным.
Он не принял ее выбор, но к чему все так усложнил?
Вся улица холит и лелеет дочь, которую мимоходом изуродовал родной отец. Она же, надо полагать, даже видевших все соседок склонила к молчанию. Небось, еще и задобрила парой любимых шляпок или кружевными перчатками.
Окна комнатушки Леи было видно наискосок, тремя домами правее.
Магу не нужно было даже заходить внутрь, чтобы отправить шепот “антихвоста” через разделявшую их сотню метров. Движение руки под плащом, пара певучих слов – искристая змейка скользнула через подновленные рамы в комнату Леи. Миг спустя мелькнула тень, затем створки отворились и показалась хрупкая фигурка дочери в скоро наброшенной шали.
Она нашла его глазами сразу – и улыбнулась.
По ее губам он прочитал “Спасибо”. Криво усмехнулся в ответ, поправил плащ и решительно удалился в сторону сытых кварталов Итирсиса.
К новому разговору с Леей господин Астер еще не был готов.
Влюбленный аптекарь и белый кот
В Итирсисе: 13 февраля, понедельник
Комната со всей утварью до самых занавесок намертво пропиталась резким запахом всевозможных трав. Даже белый кот давно уже отдавал полынью, но Кинри долгие годы этого не замечал. Он родился в аптекарском доме, рос и мужал здесь все свои неполные двадцать лет. Страсть к сушеным корешкам передалась ему от отца, а тому – еще от его отца. Преемственность эта терялась в веках.
Возможно, кот знал еще основателя славной династии травников, потому что никто не помнил времени, когда белого кота не было бы в доме.
Такова семейная легенда. Может быть, коты на самом деле разные и у них тоже сложилось родовое предназначение – жить при аптеке. И всегда кота (котов?) звали Тысячелистник Обыкновенный.
– Что скажешь, хватит шалфея или не жалеть? – советовался по привычке Кинри, отмеряя сухие листья кипящему горшочку. Конструкция грелась в небольшой настольной треноге над масляной лампой.
Кот, по старинной традиции сидящий рядом прямо на столе, оторвал взгляд от варева и внимательно посмотрел в глаза вопрошавшему.
– Нет в тебе, брат, моего духа авантюризма, – смутился аптекарь, отводя взор. – Ладно, уговорил. Коли сказано три ложки – положу ровнехонько три, а никак не три с четвертью.
Порой юноша позволял себе мысленно звать кота коротким “Тыся”, но его авантюризма также недоставало на повторение вслух этой дерзости. Тысячелистник снова уставился на воду, усы едва различимо шевельнулись от кошачьего тяжкого вздоха.
– Все-то за мной следить надо, – вполне серьезно согласился юноша, поправляя круглые очки. – Рано не стало родителей, кто еще наделит меня всеми секретами. Без тебя пропаду, даром что полки от книг ученых гнутся.
На миг он понизил голос и певучим полушепотом произнес заговор, усиливающий действие компонентов отвара.
Подобно некоторым простым горожанам, молодой аптекарь обладал магическим слухом в той крошечной мере, что позволяла улучшить свойства хорошо изученного ими предмета. Отвар бурлил, запах пяти
