её, давая ей почувствовать мою потребность в ней. Затем я протягиваю руку и шлепаю её по пышной маленькой попке. Только один шлепок, прежде чем я снова поцелую её, — в этот раз я не буду тебя наказывать, потому что у нас гость. В следующий раз это произойдет у меня на коленях. И когда ты будешь вести себя очень плохо… — я не могу удержаться от грязных слов, которые покидают меня, — папочка заставит тебя сосать его член.
Лили задыхается и зажимает рот.
— Правда?
— О да.
Её глаза блестят, и она улыбается.
— Что ещё ты сделаешь, папочка?
— Я поставлю тебя на колени и возьму твою вторую девственную дырочку. Я запрещу тебе оргазмы и буду шлепать по заднице, пока она не станет красной.
Сперма вытекает из моей головки, а Лили заливается румянцем, её соски морщатся, и яркий румянец её тела заставляет меня хотеть трахать её снова и снова. Она хочет большего, и мой член жаждет её, но мы не можем оставаться в постели весь день. Мы не можем игнорировать мир, как бы это ни радовало мою принцессу.
— Нам не обязательно спускаться, — хмыкает она, — он вернется позже, Элайджа всегда возвращается, если я не отвечаю.
— Лили, никто, кто звонит в дверь в течение десяти минут, не собирается уходить.
Моя девочка ворчит, но я поднимаю её с кровати и ставлю на ноги, целую в лоб, массирую плечи. Лучше бы у этого Элайджи была чертовски веская причина продолжать звонить в дверь.
Лили выбирает из шкафа шорты и свободный топ, пока я наблюдаю за ней. Её испачканное белое платье валяется на полу. Я перекидываю его через спинку стула, а сам смотрю на её задницу, которая по — прежнему красная от моей ладони после порки на диване. Я проклинаю свои извращенные порывы, хотя она визжала от удовольствия, и в голове у меня горит один и тот же вопрос: что, блядь, со мной не так?
Мой член, который затвердел, пока Лили спала, начинает пульсировать, и я несколько раз поглаживаю себя, когда она поворачивается.
— Ты разве не собираешься одеваться? — спрашивает Лили.
— Да, — рычу я с твердым членом.
Её щеки краснеют, пока я натягиваю на себя испачканные спермой трусы и слаксы.
Мы торопливо спускаемся вниз, и я понимаю, что порвал рубашку, торопясь завладеть ею. Лили говорит мне подождать и возвращается с одной из больших рубашек её отца. Бормоча, я надеваю её и стараюсь не думать о том, чтобы сделал Джозеф, увидев меня в таком виде со своей дочерью. То, что произошло между мной и Лили, было искрой, которая разгорелась в настоящее пламя.
Это невозможно остановить. Я не должен хотеть её, но я хочу её всеми фибрами своего тела, всеми частичками своей души.
Она смотрит в глазок.
— Так и знала. Это Элайджа.
— Отойди, детка, — держа её за плечо, я открываю дверь.
И оказываюсь лицом к лицу с Элайджей. Достаточно одного взгляда, чтобы подтвердить мои подозрения, и в тот же момент он оценивает меня и делает шаг назад. Он тоже знает, на что я намекаю. Затем он таращится на Лили, и желчь поднимается у меня в горле.
— Далтон Кормак, — говорю я, протягивая руку.
— Элайджа Максвелл, — говорит он, отвечая на моё сжатие унция за унцией, но его рука становится мягкой первой, и он морщится, отстраняясь, — мэр Уиллоубрука. Я так понимаю, что это чудовище, припаркованное у входа, ваше, мистер Кормак?
Я бросаю взгляд на свой внедорожник и замечаю машину шерифа, припаркованную рядом с ним. Другой мужчина со звездой на груди идет к крыльцу, надев кобуру.
— Машина моя, — я обнимаю свою принцессу, — я приехал за Лили.
Элайджа поднимает бровь.
— Я её опекун, — говорю я хрипловато, — если хочешь посмотреть документы, они у меня в машине. Я занимаюсь ею здесь.
Повисает тишина, пока шериф не подходит к нам. Он засовывает руки за пояс и ничего не говорит. Очевидно, он меня не ждал.
— Офис шерифа, округ Боуи.
— В чем дело? — говорю я резко.
Элайджа прочищает горло.
— У девушки никого не осталось. Я проверял её…
— Лили сказала мне, — я чувствую, что Элайджа желает большего, чем просто проверять её, — спасибо за помощь, но она больше не нужна. Я знаю её семью уже много лет. Мы с её отцом договорились, что я позабочусь о Лили, если с ним и его женой что-нибудь случится. Теперь я здесь, и я — всё, что ей нужно.
Лили обнимает меня за талию, и от этого у меня вздымается грудь.
— Да, но, к сожалению, кое-что случилось. Вот почему я здесь сегодня, — говорит Элайджа с пустым лицом, — Лили стала лицом, заинтересованным в смерти Роуз Дюшан, её бабушки.
— Что, блядь, ты только что сказал?
Шериф касается своей кобуры.
— Спокойно, здоровяк. Это обычный визит.
— Чёрта с два.
Лили обнимает меня, и я слышу, как учащается её дыхание.
Лицо Элайджи искажается от того, как она меня обнимает.
— Роза была пожилой, но в полном здравии, — говорит он, — она заболела в одночасье и умерла. Такие обстоятельства вызывают вопросы.
— Это было пищевое отравление, — шепчет Лили, — в больнице сказали…
— Конечно, это было так, — спокойно говорит Элайджа, — но офис шерифа начал расследование, сладкая. Я не хотел, чтобы ты была совершенно одна, когда он придет тебя допрашивать.
— Я не одна, — говорит Лили.
— Она не убивала свою бабушку, — говорю я. Я не знаю, какую игру ведет Элайджа, но он точно её ведет, — ты зря тратишь время.
— Нам всё равно нужно её допросить, — голос Элайджи — маслянисто — гладкий, — это простая формальность, мистер Кормак. Не стоит беспокоиться. В этих краях мы сами о себе заботимся.
Я оскаливаюсь в ответ, в животе поднимается неприятное предчувствие.
— Не сегодня. Она плохо себя чувствует.
— По-моему, она в порядке. Не так ли, сладкая?
Каждый раз, когда он говорит «сладкая», мне хочется выбить ему зубы.
Лили прижимается к моему телу. На меня работает достаточно юристов, чтобы кое-что знать о законах, и я готов попросить Элайджу вернуться с ордером, прежде чем захлопну дверь перед его носом.
Шериф делает шаг ближе.
— Вот так, здоровяк. Роза была абсолютно здорова, как сказал мэр. А потом в один прекрасный день она просто упала замертво. Это выглядит странно, вот и всё. Мы должны исключить все возможные варианты, особенно после того, как коронер нашел яд в крови Роуз.
Напряжение пробегает по позвоночнику.
— Яд?
— Да, — говорит шериф. Он обменивается взглядом с Элайджей, — это может быть пищевое
