ему открыли не сразу. Да и то, как открыли… В щель между столбом и доской просунулась мальчишечья голова, оглядела прибывшего и спросила:
— Вы к маме?
Артем кивнул и улыбнулся подобрее. Ребенок нахмурился.
— Вы вопросы задавать будете?
— Нет. Калитку вам хотел починить. А что?
Мальчик улыбнулся.
— А-а, это вы вместо дядьки Ждана пришли? Тогда хорошо! А у вас калач есть?
Ни калача, ни пирожка, ни конфеты у Артема с собой не было. Однако парнишка не обиделся и впустил мужчину во двор, попутно представившись Семеном.
— А по батюшке?
Сема весело сообщил:
— А батя — подлец и проходимец, говорит мама. И вообще она мне и за отца, и за мать. Это тоже она сказала. А вы не офицер? А то мамка военных жуть как не любит! Особенно из этой…которая тайная…
— За что?
— Не знаю. Но говорит о них всегда плохо. Хотя сама недавно у офицера служила.
Артемий прикинул кое-что в уме.
— Может, он ее обидел?
— Нет! О нем она хорошего мнения. Она даже ничего не сказала, когда к ней приходили чужие дядьки про него спрашивать!
Значит, работала в поместье Серли. А это интересно.
— Может, она ничего и не знала.
Сема остановился, почесал лоб, сковырнув оттуда грязь.
— Наверное… — задумчиво протянул он. Потом подошел к сараю и радостно ткнул в него пальцем.
— Там то, что надо! Дядя Ждан всегда все оттуда берет!
— И часто он к вам ходит? — спросил Ведун, осматривая находящиеся в сарае инструменты.
— Когда как, — уныло заметил мальчик. — Я маме говорил: давай он с нами жить будет! А она сказала, что нельзя, мол, он чужой и вообще невесту себе ищет.
— Ходит к маме, а невесту ищет на стороне? — усмехнулся следователь. Ребенок задумался.
— Ну да. А что? Мама говорит, что он хороший мужик, ему жениться надо. А Настасья дура, что над ним смеется! А он маме отвечает, что она тоже что-то за первого встречного не идет. Потом они грустно улыбаются, мама дает ему корзинку с едой и закрывает за ним калитку.
— И все?
— Ну да.
— А что ж дядя Ждан вам все не починит?
— У него работа в поле. И мельница. А еще он корзинки делает! И фигурки из веток плетет интересные! Мама говорит, ему некогда. И еще, что стыдно полагаться на чужого мужчину, надо самим решать свои проблемы.
— И что? Крышу вашу мать сама латать будет?
Мальчик развел руками.
— Она иногда сама что-то делает. А иногда мужиков нанимает. Когда подзаработает. А вам она тоже платить будет?
— Нет.
— Это хорошо. А то у нее сейчас денег нет. Она вышивку еще не доделала! А дядя Ждан нам вчера плетень новый за домом поставил!
— Мог бы и с остальным помочь, раз он такой альтруист.
— А что такое альтурист? А он где растет? А вы еще к нам придете? Ой! А там мама злая идет!
Артем, уже повесивший калитку на забор и теперь собирающий инструменты, оглянулся на дорогу. Там действительно устало шла Бирючка, ведя за собой корову. Вот она подняла глаза…на мгновение остановилась и припустилась к дому со всех ног.
Корова протестующе мычала.
Через минуту женщина уже стояла у своего двора. Оглядела выбежавшего на встречу мальчонку, погладила по голове и с удивлением уставилась на следователя.
— Это что такое?
— Калитка новая, и…
— Тебя кто просил, а? Ты чего тут творишь без моего ведома? — она привязала корову к забору и пошла на Артема. — Ты кто такой, чтобы в чужом двору командовать?
— Послушайте, у меня мать вдова, растила одна четверых детей. Я знаю, что такое дом без мужика…
— Знает он! Тебя никто не просил! Тебя это не касается! Пошел вон отсюда!
Артемий аж попятился от такого напора.
— Давайте нормально поговорим…
— Сема, топор неси!
— А зачем?
— Сема!!!
Ребенок умчался к сараям. Артем бочком протиснулся к выходу.
— Злая вы, женщина, Дарья! Вам помочь хотят…
— А мне не надо! Помощничек выискался! А ну шуруй отсюда!
Мужчина осторожно подобрал брошенную наземь верхнюю одежду и поспешил покинуть негостеприимное место. Вернувшийся с топором мальчик растерянно спросил:
— А почему ты злишься? Он же помочь хочет, как дядя Ждан.
— Дурак! Мельник — человек хорошо знакомый и добрый. А этот — чужой, непонятно зачем пришел, неизвестно, чего хочет. Может, он злое что затеять решил? А ты, балбес, и рад! Почему в дом пускаешь разных проходимцев?
Ребенок грустно покачал топором.
— Мне скучно. Может, ты мне братика подаришь? У Микулиных целых три ребенка есть! Почему у нас один?
Дарья чуть не рассмеялась от этого "у нас". Ох ты, горе непосредственное!
— У них и отец и мать, — заявила она, строго глядя на сына. — А у нас нет отца. Значит, и братика у тебя не будет.
Семен задумался, а потом выдал:
— Мама, а почему у всех отцы нормальные, а у меня подлец? Давай хорошего папу заведем!
— Выпорю! — беззлобно пообещала женщина, обнимая сына. Эту угрозу она никогда не выполняла. Хотя порой считала, что зря.
* * *
Вернувшись в город, Артемий зачем-то зашел в кондитерскую и купил кулек конфет. Вдруг вспомнилось детство, шершавые руки матери и голодные глаза сестры… Да, в городе все же выживать тяжелее, чем в деревне. Или просто мать не смогла поднять четверых? Аську-то потом сплавили бездетной тетке, а Иван ушел в армию в четырнадцать… Жив ли он еще, интересно? Где обитает? Может, у Артемия давно подрастают племянники, такие же говорливые, как мальчик Сема?
Ведун, терзаемый воспоминаниями, дошел до конторы. Елисей все корпел над бумагами.
— Начальство заходило, — буркнул он, увидев следователя. — Спрашивало, где вы. Я сказал, свидетелей по трупу ищите.
— Правильно сказал, — похвалил Артем. — Дарли ничего не передавал?
— Военных лес прочищать отправили. А больше ничего.
Мужчина кивнул и сел за свой стол.
В дверь крохотного кабинета тут же постучали.
— Кто там?
Дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель протиснулась лысая голова в зеленом колпаке.
— Вашбродь, мне работник сказал, вы меня искали. Лекарь я, лавку держу недалече от рынка…
Ага. Неуловимый начальник загрызенной девушки. Утром его ни на работе, ни дома не нашли.
— Заходи. Где ночью был?
Мужичок снял колпак и как-то застенчиво потоптался на пороге.
— Вы это…жене-то не говорите только… Я у полюбовницы был. А семье сказал — припарки пошел делать одному купцу… Говорят, Милка…правда, что ль?
Елисей, с ненавистью смотрящий на стопку бумаг, подтвердил:
— Правда.
Мужичок сел мимо табурета. Ойкнул, потер поясницу и ниже, взобрался на табурет.
— Это как жешь так?
