игру-то! — И распаляясь, громко и отчетливо бросил. — Сдали игру, мерзавцы!
* * *
[1] Муня — прозвище футболиста киевского «Динамо» Владимира Мунтяна.
Глава 3
1969 год. Июль. Москва
— Малой, а давай выпьем? — Численко улыбался, но как-то вымученно. И, судя по запаху, уже пребывал в состоянии легкого подпития. Правда, надо отдать должное, одет как всегда франтовато, с иголочки. И это при том, что всего лишь поднялся на лифте, выйдя из своей квартиры, расположенной в этом же подъезде. Ребята однажды со смехом рассказывали, что Игорь как-то умудрился за вечер, проведенный в «Советском», сменить пять костюмов, купленных в загранке. Благо, дом из окон ресторана виден, идти недалеко.
Ленка как раз вышла из душа и стояла в дверях ванной в коротком импортном халатике — Ага: «У вас нет такого же, но только с перламутровыми пуговицами?» На голове чалма из полотенца. Брови нахмурены, на лице легкая гримаса недовольства. Ни дать, ни взять, иллюстрация на тему: сварливая жена и безалаберный муженек со столь же безалаберным дружком.
— Проходи, — Данила не упустил возможности немного потроллить Андрееву. На у что, какого лешего та вдруг решила, что можно вести себя в его квартире, как в своей? Не нравится, так вот тебе бог, а вот порог!
— О, это дело! — обрадовался Игорь и зашел в прихожую. Ленка фыркнула и скрылась в ванной, демонстративно хлопнув дверью. — Где-то я ее видел? — задумался Численко. И вдруг просиял. — А, точно, журналистка!
— Верно, — кивнул Мельник. — Она самая. Проходи на кухню.
Одноклубник проковылял в указанном направлении и с облегчением плюхнулся на диванчик уголка. Поставил на стол бутылку «Вардзии»[1]. Вытянул со стоном больную ногу и осторожно помял травмированное колено.
— Сильно болит? — с сочувствием поинтересовался Данила.
— Ноет, зараза, как гнилой зуб! — пожаловался Численко. — Ночью проснусь, так хоть волком вой. До утра, порой, глаз сомкнуть не могу.
— А врачи что говорят?
— Да что они тебе скажут, — товарищ безнадежно махнул рукой. — Всякое-разное болтают, а я же по глазам вижу, что сами не верят в то, что обещают.
— Подожди, — потер лоб Мельник. — А в Швейцарии тебе консультацию и осмотр организовали, там-то чем все закончилось?
— О, брат, хватил — в Швейцарии! — помрачнел Численко. — Там много чего сказали. А наобещали еще больше. Послушать, так в их клиниках настоящие волшебники работают. Только, знаешь ли, оплату за свои услуги потребовали такую, что переводчик устал мне цифры называть. В Италии в прошлом году и то честнее оказались, сразу честно признали, что шансов почти нет.
— Мы могли бы с ребятами скинуться, — предложил, подумав, Данила. — К Дерюгину еще надо сходить.
— Забудь! — Игорь решительно взял в руки бутылку. — Неси лучше стакашки, сейчас жахнем по одной и жизнь сразу станет веселее!
— Извини, я тебе принесу, но сам пить не буду, — виновато сказал Мельник. — Ты же знаешь, у нас скоро игра с «Араратом», так что надо быть в форме.
— Брось, — криво ухмыльнулся Численко. — Кто не пьет, тот не играет. Вот, помню, ребята из «Торпедо» рассказывали, как они прямо в день матча на четверых шесть бутылок шампанского жахнули. И ничего, выиграли потом. Так что, не валяй дурака, Малой, тащи посуду.
— Гусарство — это забавно, — недовольно пожевал губу Данила. — Вся фигня в том, что если хочешь играть долго, то надо всю свою жизнь подчинить футболу. Тренировки, режим, питание — без твердых границ в этом вопросе никуда. Закончишь быстро и бесславно.
— А ты, никак, лет до сорока собрался пылить? — посмотрел на него с прищуром одноклубник. — Лихо. Только вот я тебе так скажу: человек предполагает, а бог располагает. Где гарантия, что тебя завтра какой-нибудь костолом так же, как и меня, на больничную койку не отправит? Молчишь? Правильно делаешь.
— Все может быть, — не стал спорить с товарищем Мельник. — Но пить все равно не стану. Если хочешь, соком вон чокнусь. Я как раз трехлитровую банку березового в ближайшем гастрономе купил, так он по цвету все равно, что «беленькая».
— Березового? — скривился Численко. — И охота тебе была эту пакость покупать. Он же в магазинах штабелями стоит, пылится и на хрен никому не нужен.
Данила усмехнулся. Не скажешь же, что лет эдак через пятьдесят березовый сок станет весьма популярен из-за повального увлечения ЗОЖ и будет стоить весьма приличных денег.
— Кому что нравится, — нейтрально пожал он плечами. — Так я несу рюмку?
— Черт с тобой, — сдался Игорь. — Тащи. Все равно насухую такие вопросы обсуждать как-то не очень.
— Какие «такие»? — насторожился Мельник. — Ты о чем?
— Вот нальем, тяпнем, а потом и поговорим, — тихо засмеялся товарищ. — Ты иди за стаканами, а я пока у тебя в холодильнике пошурую на предмет закуски.
— Сидите уже, — вышла из ванной Ленка. — Знаю я вас, мужиков, сейчас кильку в томате с черным хлебом покромсаете и рады. Варвары форменные.
— Когда такое было? — громко воскликнул Данила с обидой. — Я, если хочешь знать, эту гадость вообще на дух не переношу. Там же одни ошметки из отходов производства плавают. Мы как-то с пацанами в детдоме кота бездомного ими угостили, так бедняга два дня животом маялся. Бр-р! — его ощутимо передернуло.
— Да-да, — покивала Андреева с ехидной улыбочкой. — Конечно. Охотно верю. Иди уже, горе луковое, неси бокалы. А то, как я слышала, вы собрались коньяк стаканами глушить. Дикари!
— Вот неправда, — возмутился Численко. — Я как раз в курсе, что для коньяка специальные бокалы есть. Себе в Венгрии даже специальный сервиз как-то по случаю купил, когда мы туда на сборы ездили.
— Снифтеры, — понятливо улыбнулся Мельник.
— Чего? — недоуменно вытаращился на него Игорь.
— Бокалы под коньяк так называются, — пояснил Данила. — От английского sniff — «нюхать». Они бывают разного объема, а еще, чем старше напиток, тем больше по размеру должен быть бокал. Ну чего уставились, — усмехнулся он, заметив, что и Ленка, и одноклубник смотрят на него с одинаковым изумлением. Так, словно вдруг на их глазах сервант внезапно ожил и начал
