и жилья. Да и по возрасту, думаю…
Она запнулась. Секунда взаимного разглядывания в попытках определить возраст друг друга – и оба кивнули.
– Мне двадцать три, – сказал Котт. – Рен?
– Дем? – вторила ему Рена.
– Ну вот и познакомились. Но на людях я, видимо, должен изображать раба на поводке?
Рена покраснела, представив себе Деми почему-то в том виде, в каком знатные араны водили за собой своих «котиков». В коротких облегающих штанах, блестящих распашонках и на красных поводках. Это означало, что дамы-аристократки, преимущественно вдовицы, заполучили долгового раба и используют его как секс-игрушку. Время долгового рабства начислялось в зависимости от суммы. Интересно, кстати, сколько и кому задолжал Деми?
– Давай лучше изображать партнёров, - предложила Рена и, видя, как ямочки заиграли на щеках сан Котта, поспешно добавила:
– По бизнесу!
– Ладно-ладно, по бизнесу, - сделав примиряющий жест, сказал Деми. – Давай я тебе расскажу, что да как было. А потом перейдём к насущным вопросам, первый из которых – что у нас сегодня на обед.
Рена кивнула.
Они устроились на скрипучих стульях возле обитого кожей стола-гиганта, раскрыли свои папки, и Деми сан Котт начал свой рассказ.
ГЛАВА 4
Никогда не скажешь заранее, чем угостит тебя судьба. Нальёт ли тёплого молока или плеснёт в лицо кипятком? Вот только что спал себе спокойненько, и вдруг жизнь делает резкий поворот. Такой, от которого на тебя начинают падать девушки, чемоданы, договоры (или договорА?) и прочие манящие перспективы.
Деми сан Котт, сомнительного происхождения и даже вовсе не среднего сословия, без документов, постоянного места жительства и определённого места работы, никогда не сидел на месте три месяца подряд. Когда открылось агентство, хозяин, называемый в договоре «Пэйтон-Массимилиан сан Мел, в дальнейшем Частное Лицо», даже не успел объяснить своему новобранцу, в чём суть его работы. Деми пришёл на службу в агентство на следующий же день – и застал там целую компанию: хмурого полицейского, сотрудника кредитно-долговой службы, незнакомого пожилого мужчину (как потом выяснилось – Артоми сан Марна) и кучу бумаг. Пэйтон-Массимилиан и далее пропал с крупной суммой присвоенных на какой-то службе денег. Заодно с «частным лицом» пропал и паспорт Деми сан Котта, даже не помахав напоследок потрёпанной голубой обложечкой. Деми пытался возражать, что должен-то не он, что ему ничего неизвестно, но паспорта не было, а в договоре значилось, что он, сан Котт, принадлежит агентству «Бонус». Всего лишь крошечный нюанс – не «работает на», а «принадлежит»! А какая разница… Деми смотрел в документы чуть ли не четверть часа, пытаясь сообразить, как могла его вольная жизнь перемениться столь быстро.
Бумаги, пожалуй, излагали суть вернее всего. Потому что не кричали на ничего не понимающего Деми, не изрыгали проклятий, не бормотали растерянно «я не знаю, что с этим делать». Бумаги излагали факты. В частности, выяснилось, что «частное лицо» проиграло сан Марну немного денег и новое дело, а потом скрылось, не желая отдавать наличные. Ключ и договор сан Марн, однако, сохранил. Но что толку? И дня не прошло, как старика хватил сердечный приступ. А спустя пару недель его не стало. Про Деми забыли. Значит, надо было искать выход самостоятельно.
Но выхода не обнаружилось: кредитно-долговая служба не снимала с него наблюдения. «Ждите, - сказал недавно суровый клерк в здании КДС, деловито перебирая бумаги. - Права о наследовании выполняются в течение девяноста дней».
Девяносто дней. Три месяца. Три чёртовых месяца, когда нельзя устраиваться ни на какую работу, кроме общественно-полезных за еду. Три месяца, когда нельзя выезжать из города и тем более из страны, нельзя даже наниматься разово по договору… Он здорово умел жульничать, но теперь агенты КДС присматривали за ним достаточно часто. Была опасность попасться. Так глубоко Деми за свою жизнь ещё никуда не влипал, и ему почему-то неинтересно было начинать.
– Эти девяносто дней хотя бы зачтутся в те полгода моего рабства, что я получил? – спросил он с надеждой.
И получил отрицательный ответ. Оказывается, хозяин, который получит его в наследство, должен подтвердить вступление в пользование долговым рабом. И лишь тогда пойдёт срок уплаты долга. То есть в прибавку к полугоду мучений Дени получал ещё три месяца бонусом. Название агентства подходило к этому факту как нельзя лучше. Вот только как жить?
– Хозяин обязан заботиться обо мне, – пробормотал парень. - Ну там… обеспечивать жильём и едой.
– Ничем не могу помочь, – сказал клерк. - Попробуйте подать заявление на пособие по безработице.
Хороший совет для того, у кого есть паспорт! Но у Деми была только справка о его утере. Он отдал предпоследние деньги, чтобы его получить, но тут паспортистка заартачилась, сказав:
– Вы в долговом рабстве. Пусть ваш хозяин придёт за документом.
Питался он теперь то бесплатными обедами, то подачками соседей – в доме на первом этаже оказались кофейня, булочная и овощная лавки, в которых трудились славные девочки. Иногда позволял себе пир, если убеждался, что за ним нет слежки: обедал в приличных кафе и потихоньку удирал, когда приходила пора расплачиваться. Но этим не злоупотреблял: так можно и куда хуже влететь, чем на девять месяцев. Хуже только попасть в государственные рабы: на шахту или на завод.
***
Деми рассказывал, постепенно входя во вкус. Всё потому, что чертовски привлекательная девочка, свалившаяся в его неумытые объятия, слушала с вниманием и сочувствием. Он понимал, откуда сочувствие: девчушка явно настрадалась за последнее время. Видно было, что она давно без гроша, что она недоедает и часто плачет. Из таких, которых самих бы пожалеть! Тем дороже её сопереживание: Деми лично знал немало людей, ожесточившихся от невзгод. А эта, смотрите-ка, уже готова кинуться на выручку!
– И как же ты выжил? - спросила она, когда сан Котт взял паузу. – Три месяца без денег! Я за эти месяцы потратила всё, что осталось от похорон, продала кучу мало-мальски ценных вещей… на работу тоже никак не брали, а ещё кредит… Сама чуть не продалась, если честно.
По сухому блеску её карих глаз Деми понял, что Рена скорее прыгнула бы в реку, чем продалась в рабство. Таких, как она, худеньких-глазастых, похожих на гимназисток-старшеклассниц, берут толстые извращенцы или, если ещё повезёт, то тётки с мерзкими характерами и
