Ознакомительная версия. Доступно 41 страниц из 204
и я ударил его. Я усмирил его и надел на него наручники».
Брайант получил черепно-мозговую травму, на голову пришлось наложить шесть швов. Десятилетия спустя Джин Шу, который в то время был тренером Брайанта в «Сиксерс», вспоминал, что полиция, по-видимому, довольно сильно избила Брайанта, и это избиение отметит его глубоким чувством унижения, одной из многих вещей, которые позже беспокоили его в течение долгого, долгого времени. Но тут же на него навалились наручники, тюрьма и жуткая тревога перед реакцией жены.
Менее чем за полчаса удача, сопутствовавшая молодому Джо Брайанту, превратилась в мир дерьма. Многие в Филадельфии сделали гораздо меньше, но все же оказались в ящике для трупов в морге. Для Джо Брайанта в последующие месяцы и годы становилось все более очевидным, что этот инцидент нанес ему и его карьере огромный вред.
Мучительное время, проведенное Мармеладом в заключении в ту ночь, принесло некоторое просветление Много лет назад его бабушка предсказала, что кто-то из их семьи станет сказочно богатым и знаменитым. Этой ночью в мае 1976 года Джо Брайант получил первый намек, что парень из пророчества, скорее всего, не он.
Глава 2: Отцовство
На протяжении всей своей юности баскетбольная карьера Джо Брайанта была еще одним блестящим средством передвижения в его жизни, которое могло доставить его туда, куда могли надеяться попасть немногие другие мальчики из его общины. Однако у Мармелада появилась совсем другая игра, со своим собственным стилем, которая впервые привлекла его внимание в детстве, проведенном в доме его бабушки в Западной Филадельфии, прямо за углом от асфальтированной игровой площадки около сорок второй и Лейди-авеню. Она разрешала ему выходить из дома и играть каждый день, кроме воскресенья, когда она поднимала его с постели пораньше, чтобы они могли выйти из дома в 6 утра и провести воскресенье в баптистской церкви Нового Вифлеема.
«Мы были там целый день», – однажды объяснил Брайант.
Пение, поклонение и хвала служили основой его нравственного воспитания. С корзиной он работал каждый день, и все это на игровой площадке.
Когда он подошел к подростковому возрасту, он и его семья переехали в Юго-Западную Филадельфию, в продуваемый сквозняками шаткий хрупкий дом на Уиллоус-авеню, недалеко от игровой площадки Кингсессинга, которая стала его новой баскетбольной лабораторией.
Уиллоус была неровной короткой улицей, как и многие в Юго-Западной Филадельфии. И все же это была обсаженная деревьями улица, где «старик» Мармелада, Большой Джо, иногда сидел на крыльце, улыбался и махал рукой всему миру.
Большую часть времени мир улыбался в ответ. В другое время Большой Джо мог бы играть за «Иглз» в качестве дефенсив-тэкла[6]. Ростом он был 191 см, крепко сложен и широк в груди. Во всей Филадельфии нельзя было найти хоть одну душу, которая не восхищалась бы Большим Джо за его медвежью физиономию, за его спокойные, дружелюбные манеры и за его любовь к сыну.
Его высокое положение в обществе было большим достижением для человека, который сумел вырастить троих детей, несмотря на тяжелые финансовые обстоятельства. Десятилетия спустя люди на всех станциях без труда вспоминали Большого Джо, или Папашу Брайанта, как его называли соседские дети. С годами «Филадельфия Трибьюн», часто цитировавшая его на спортивных страницах, стала ласково называть его «веселым джентльменом с Уиллоус-авеню».
Смотреть, как его сын играет в баскетбол, казалось, было сладким эликсиром, который приносил радость Большому Джо. У него были большие мясистые руки и полное лицо, которое легко расплывалось в улыбке. Тем не менее его чувство дисциплины шло от ветхозаветного менталитета «не жалей розгу»[7]. Однажды он объяснил спортивному обозревателю из Филадельфии Джулиусу Томпсону, что часто предупреждает своего сына-подростка «не приносить дневной свет в мой дом», если тот выходит ночью. Другими словами, не задерживаться допоздна и не возвращаться домой после рассвета. Сын как-то раз проверил это правило, и Большой Джо тут же оглушил его, да так сильно, что Мармеладу потребовалось двадцать минут, чтобы прийти в себя. А когда все-таки пришел, то понял намек, вспоминал Томпсон.
Большой Джо решил присматривать за своим сыном. «Папаша Брайант, где бы ни был Джо, всегда был рядом», – вспоминал друг семьи Вонтез Симпсон.
«Большой Джо был полностью вовлечен в каждый шаг этого пути, – вспоминал давний баскетбольный писатель Филадельфии Дик Вайс. – Он очень гордился своим сыном».
«Большой Джо Брайант был просто потрясающим парнем, просто очень харизматичным парнем, – вспоминал Пол Вестхед, который тренировал Мармелада в Университете Ла Саль. – Люди в городе знали отца Джо. Он был заинтересован только в хорошем для своего сына и семьи. Хорошие вещи означают хорошие вещи, которые помогут им стать хорошими людьми. Он был восхитительным человеком».
По мере того как Большой Джо старел, а его вес и диабет становились все значительнее, он начал ходить с тростью. Даже тогда он загорался сначала при виде игры Мармелада, а затем своего внука Коби. Насколько велика была его любовь? Много лет спустя, когда диабет стал разъедать весь его образ жизни, Большой Джо таскал свой кислородный баллон на игры внука.
Из Джорджии
У отца Мармелада, вероятно, было много печальных историй, но он не слишком увлекался разговорами о прошлом. Он вышел из «Черного пояса» Джорджии, который протянулся почти по всей длине штата вдоль Шоссе 41 как часть великой миграции афроамериканцев с юга в двадцатом веке.
Филадельфия была основным местом для переселенцев. Юго-Западная Филадельфия, в частности, эволюционировала из ферм, загородных поместий и ботанических садов в девятнадцатом веке, будучи магнитом для поиска работы сначала для европейских иммигрантов, а затем, в конечном счете, для афроамериканцев, поскольку область превратилась в промышленный ландшафт с мыловаренными и локомотивными заводами, нефтебазами, нефтеперерабатывающими заводами и, в 1927 году, аэропортом.
На рубеже двадцатого века население так называемого Города братской любви в подавляющем большинстве было белым, но это начало меняться в 1920-х, 30-х и 40-х годах, когда миллионы чернокожих направились на север.
«Многие из них прибывали каждый день на поездах, делавших остановки по всему югу, собирая афроамериканцев – или негров, как их называли в ту эпоху», – объяснил Джулиус Томпсон, один из первых чернокожих спортивных журналистов, нанятых в крупную газету на восточном побережье, пришедший работать в старый «Филадельфия Бюллетин» в 1970 году.
Потерпев неудачу из-за краха фермерской экономики в 1930-х годах, они упаковали свои нищие жизни и направились на север, чтобы заполнить города страны в поисках работы и нового образа жизни. Миграция была вызвана отчаянием из-за падения цен на сельскохозяйственную продукцию во
Ознакомительная версия. Доступно 41 страниц из 204
