— Ваш папа часто навещал вас в вашей детской?
— Разумеется, он заходил к нам. Хотя чаще всего нас выводили к нему в гостиную.
— Я еще не привык к ним, — ответил Вильерс. — Мой дворецкий позаботился о том, чтобы нанять им несколько нянек. С ними все в порядке.
Элинор вовсе не понравился такой казенный подход к несчастным, отданным в руки лакеев, которые, как известно, еще более чем господа, жестоки в отношении бастардов. Конечно, это не ее дело, но...
— Я уже два года собираюсь навестить Лизетт, — неожиданно для себя произнесла она.
Он кивнул:
— Возможно, мы встретимся с вами в Севеноуксе?
Элинор вложила кончики пальцев в его протянутую ладонь.
— Я еще должна спросить об, этом мою мать, ваша светлость. Возможно, у нее не окажется времени, чтобы сопроводить меня.
Он глянул на нее с улыбкой. Он не сомневался в том, что герцогиня-мать отменит все свои прежние обязательства ради устройства брака своей дочки с Вильерсом.
— Само собой, — ответил он.
— Вряд ли она очень обрадуется, услышав о вашей большой семье, — заметила Элинор.
— В таком случае мне особенно приятно, что вы так спокойно выслушали мои признания и готовы примириться с существованием лишних ртов. Мне кажется, леди Элинор, вы не похожи на остальных членов вашей семьи, — сказал Вильерс. — Ни на мать, ни на отца.
— Да, у меня несколько другой темперамент, — согласилась Элинор. — А вы похожи на своих родителей?
— Их уже нет в живых. Я едва знал моего отца и могу очень мало сказать о моей матери. — Было что-то такое в его тоне, что препятствовало дальнейшим расспросам.
— А где находится ваше фамильное поместье? — спросила Элинор.
Он смерил ее взглядом:
— Так вы действительно не удосужились ничего разузнать обо мне?
— А зачем?
— Нас, герцогов, слишком мало, и все мы общаемся между собой. Тут не надо прилагать особых усилий. Ваш брат, например, в приятельских отношениях с герцогом Эстли.
— Я знаю. — Элинор стала подниматься по ступеням.
— Полагаю, вы знаете Эстли?
— Скорее его знает мой брат, как вы сами сказали, — ответила она. — Когда-то он проводил с нами уйму времени... Но теперь он женат... Мы видимся не часто. Сейчас я должна найти мою мать. Полагаю, она где-то возле столов с оранжадом.
— Сначала вам следует подправить свою прическу, — заметил Вильерс. Он слегка потянул один локон.
— Он похож на сельский слизень, — поморщилась Элинор, вытащив из прически еще один такой же.
— Интересно, чем это сельский слизень может отличаться от городского? — спросил Вильерс.
— Городской слизень должен быть хорошо напудрен. — Заметив усмешку в его глазах, она зашвырнула оба локона в кусты сирени.
— Вы позволите мне сопроводить вас к вашей матери? — спросил он.
Если он сопроводит ее, это будет означать их помолвку. Слухи о ней распространятся по всему Лондону.
— Не стоит, — произнесла она. — Я еще должна обдумать все, что вы мне сказали, ваша светлость. Если я решу продолжить наше знакомство, то нанесу визит в Кент.
— Вы очень необычная леди, — медленно произнес Вильерс.
— Ошибаетесь, я самая обычная и даже зануда во многих вопросах. Особенно когда речь заходит о моей чести.
— Вы не знаете, как это необычно для меня, герцога, говорить с прекрасной юной леди, которая так холодна и рассудительна.
— Прошу извинить меня, если я снова чем-то задела вас, — ответила Элинор. — С самого начала я употребила недостойное сравнение с комнатной собачкой, а теперь не проявляю должного энтузиазма в отношении вашей персоны.
В его глазах играла улыбка, хотя губы были плотно сжаты.
— Значит ли это извинение, что вы намерены исправиться и дать мне какой-то стимул для ухаживания?
— Думаю, наши с вами чувства примерно одинаковы, — ответила Элинор. — Мы оба чувствуем интерес друг к другу, но понимаем, что осторожность не помешает.
— Я вижу, к нам приближается целая компания, — заметил Вильерс, отходя в тень. — Если вы не желаете быть замеченной наедине со мной, то вам лучше удалиться.
Отвернувшись, она продолжила свой подъем.
— Я появлюсь в Севеноуксе через пару дней, леди Элинор, — сказал он ей вслед. — И буду весьма огорчен, если не найду вас там, — добавил он.
— Доброго вечера, ваша светлость, — произнесла Элинор, присев в прощальном реверансе.
— Леопольд, — сказал Вильерс.
— Что вы сказали?
— Мое имя Леопольд, — повторил Вильерс и исчез среди разбитых мраморных колонн.
Глава 3Леди Элинор не задумывалась, для каких забав были насыпаны фиалки и подогрета вода в бассейне. Но герцогу Вильерсу это было известно. По окончании официальной части герцог Элайджа собирался искупать в душистой воде свою жену — прекрасную Джемму. И слегка порезвиться там вместе с ней.
Вильерс спокойно усмехался, думая об этом. После нескольких месяцев, когда он волочился за ней, словно глупый телок, он больше не ревновал.
Какое же это было наслаждение, просто думать о ней без острых приступов ревности!
Теперь он желал леди Элинор, дочь герцога Монтегю. Она была полной противоположностью Джеммы — высокой, стройной и величественной, с патрицианской кровью, которая питала ее красоту, сказывалась в каждом ее движении. Джемма была красива, умна и одеяния ее были безупречны.
А Элинор? Она оказалась вовсе не такой гордячкой, как он ожидал. Ее наряд был тошнотворным, не говоря уже о прическе. Но она этого ничуть не стеснялась, судя по тому; как непринужденно забросила расплавившиеся фальшивые кудри в кусты.
Джемма казалась выше и стройнее, но Элинор — гибче. Ее свежие чувственные губы были розовыми, как у какой-нибудь танцовщицы, но без макияжа. Он мог поклясться, что на ее губах не было следов помады, но они были темнорозовыми. Разве такое возможно в природе?
Людям присуще подбирать одежду в соответствии с собственным стилем и духом. Дама с классическим профилем, скорее всего, будет и одета строго. К нему самому не совсем применимо это правило. Несмотря на свой грубый, широкий и некрасивый профиль, он любит и позволяет себе носить роскошную одежду с золотыми позументами и камнями. У Элинор, напротив, убогий наряд прикрывает гибкий стан с тончайшей талией. Из накладных кудрей кричат яркие губы, похожие на экзотический цветок. Она задевает, она с перчинкой... Она мечтательная и волшебная. И вдруг импульсивная, как девчонка, которой наскучила игра в шахматы. И вот она уже отшвыривает доску и карабкается на колени к мужчине... Невинная и испорченная одновременно.
