паузы, директриса вновь взяла слово.
— Правильно ли я понимаю, что вы, молодой человек, отрицаете, что выбросили этих ребят из окна вашей комнаты?
— Я такого не говорил.
— То есть вину всё-таки признаёте?
— И такого я тоже не говорил. — вздохнул я.
Тактика и манера беседы этой женщины стала мне надоедать. Я знал, что у неё есть кое-какие доказательства моего участия в произошедшем — в нашей комнате тоже была камера, замаскированная под люстру. Правда, доказательства, всё же, были косвенные — управлял полётом вчерашних наглецов я без помощи рук и теоретически, сделать это мог кто угодно в комнате, включая самих пострадавших. Я лишь открыл им окно. Но директриса до последнего не хотела предоставлять вниманию присутствующих видео с того ракурса. Толи для чего-то придерживала, толи и вовсе не хотела светить наличие камеры в жилой комнате.
— У меня есть заявления от пострадавших. — решила она зайти с другой стороны.
— Что говорят? — равнодушно уточнил я.
— Говорят, что это вы, Алексей, выкинули их в окно. — на этих словах взгляд женщины стал хищным, но я и Кали чувствовали фальшь. Не было похоже, что её целью является серьёзно меня наказать или, как обычно пугают в таких ситуациях, выгнать со школы. Возможно, желала поставить на место? Заставить нервничать? Или что-то другое?
— Наговаривают. — глазом не повёл я.
— С чего бы им это? — на этих словах она встала с места, обошла свой стол и положила передо мной фотографии моих недоброжелателей, которые на снимках позировали не только с жалобным видом, но и с загипсованными конечностями. Рука у того, что играл на ноутбуке и нога, у его напарника.
— Как с чего? Я им печенье своё не отдал. И отказался идти мыть их туалет. Да и то, что они за моим компьютером сидят не одобрил. — честно признался я, давая всем присутствующим понять мотив своего поступка. — Обиделись, наверное. — добавил я, пожав плечами.
Виктория Павловна от услышанного на несколько секунд смутилась. Но затем поправила чёлку, и вновь пошла в атаку.
— Не кажется ли тебе, что ты переборщил с «неодобрением»? — нависла надо мной женщина, незаметно переходя на «ты».
— Мне кажется, что вам стоит навести порядок в своей школе. — выдерживая её взгляд, совершенно спокойным голосом парировал я. — И начать следует с тех, кто заваливается к детям и пытается с помощью угроз их эксплуатировать. А также, занимается рэкетом печенек! — на этих словах я выразил максимальное недовольство, слегка повысив тон. — А всё остальное — ваши домыслы.
— В моей школе подобных случаев не зафиксировано! — возразила директриса.
— Или их никто не фиксирует. Кому какое дело до мелких разборок простолюдинов, да? — неожиданно для себя слегка разозлился я, но быстро одёрнулся и вернулся в прежнее, непоколебимое состояние.
После разговора со своими соседями выяснилось, что жалобы детей никто толком не разбирает, если не произошло драки, воровства или откровенного вымогательства. Чаще всего наказывали обе стороны поровну и не особо разбирались в причинах. Особого бардака, конечно, тоже никто не допускал и откровенного избиения или унижения детей не было. Но вот, так называемая дедовщина и мелкий рэкет всё-таки присутствовали, как и, наверное, везде в этом мире, где есть старшие и младшие, и сильные, да слабые.
— Это возмутительно! — решила вмешаться в наш диалог Алина, которая все это время внимательно слушала и молчала. — Я буду жаловаться отцу! Мы уходим! — в голосе подруги было столько обиды и негодования, что я даже сам не ожидал. Плюсом ко всему, мне подобное её вмешательство было и не особо нужно.
На этих словах Белорецкая потащила меня за руку из кабинета, но Виктория Павловна поспешила нас остановить.
— Погодите, Ваша Милость. — по лицу директрисы трудно было сказать, что она испугалась. Она вновь прибывала в полном спокойствии. — Если слова Алексея правда, значит нам нужно детальнее изучить это дело, что я и намерена сделать. Также добавлю, что я настоятельно рекомендую ученикам нашей школы использовать свою силу с большой осторожностью. Другими словами, дети более не должны вылетать из окон зданий.
Говорила она это всё нейтральным тоном и как бы для всех присутствующих, но этим самым присутствующим было предельно ясно, кому конкретно был адресован этот посыл.
— Спасибо, Виктория Павловна. Думаю, вы правы. — дипломатически смягчил я концовку нашего разговора, после чего мы покинули помещение.
Глава 4
— Вот скажи мне, Лёша, когда ты только успеваешь? — едва мы отошли от кабинета директора с глубоким вздохом произнесла Алина.
— Оно само. — вздохнул я, пожав плечами.
— Правильно сделал. — произнёс Максим сбоку, хлопнув меня по плечу. — Но зачем ты засветился на всех камерах?
— Хотел познакомиться с местным руководством.
Эта идея не была каким-то хитрым планом в моей голове, и возникла по ходу вчерашних событий. Зато сейчас я мог с уверенностью заявлять, что в кабинете Виктории Павловны вовсю обсуждается моя персона. А Кали, которой я отдал бабушкин телефон, не только подслушивает этот разговор, но и записывает его на диктофон. И судя по довольной бесовке, оставил я её там не зря.
— А я надеялась, что ты захочешь просто спокойно учиться. — очередной раз вздохнула Белорецкая.
— Кстати, ты это… жаловаться отцу не нужно, Твоя Милость. Всё ведь разрешилось, а Виктория Павловна обещала разобраться в этом деле более подробно. — заглянул я в глаза подруге, подмигивая. Говорилось всё это под глазком очередной видеокамеры, встреченной по пути назад в наш учебный класс.
То, что граф и так в курсе произошедшего я догадывался. Знал и то, что директриса осведомлена в полной мере о том, зачем пришли эти два балбеса ко мне в комнату — камера под потолком записала не только финал этой встречи, но и её завязку. Проследившая за ними вездесущая демоница, поведала о том, что ребятам неслабо досталось за их похождения и террор младшеклассников. Вряд ли они в ближайшем будущем пожелают промышлять чем-то подобным.
Всё происходящее в кабинете пятью минутами ранее было по сути цирком. Виктория Павловна просто-напросто тестировала и проверяла, что я из себя представляю. Естественно, делалось это не по собственной инициативе — у неё таких как я тут сотни. Она выполняет поручения сверху.
— Как знаешь, о Мудрейший. — последнее подруга произнесла с большим сарказмом, явно передразнивая меня.
Вернулись в кабинет мы к концу первого урока, и под недовольный и строгий взгляд Татьяны Васильевны, проследовали к своим местам. Дети тоже нас оглядывали, но скорее с любопытством — новенькие как-никак.
Первые четыре урока до большой перемены на обед, ничем необычным нас не удивили.
