этого каждый должен стараться, один в поле не воин. Но большинству безразлично. Может воспитание такое, а может это свинство в крови?
Народ не переделать, так было всегда и так будет. И это осознание, что ничего нельзя изменить, страшит. Остается только одно — привыкнуть, адаптироваться, чтобы просто выжить. Ну что же, будем жить дальше. Или существовать?»
Глава 3. А был ли мальчик?
Художники не такие люди, как все. Они видят мир в более ярких, насыщенных красках — касается ли это внешних факторов или внутренних. Поэтому ответные реакции имеют высокий эмоциональный накал. Да, я такая, и вовсе не нервная. Просто вижу те детали, что не замечает обычный человек.
Пролетело незаметно несколько месяцев зимней спячки. Этот мороз и снег явно поднадоели. Единственное, что согревало в эти холодные вечера — работа над картинами.
Моя кисть плавно вырисовывала замысловатые мазки…
Кроваво-красный закат, старинная скамейка, будто ждущая, что сейчас на неё сядет парочка воркующих влюблённых.
Жёлтые барханы пустыни, с почти белым солнцем. Идущие по песку верблюды с опустившимся от обезвоживания одним горбом.
Изумрудно-синее море вздыбило волны, окаймленные белой пеной. И лишь одинокие чайки зависли под грозовыми тучами небосвода.
Иногда я задумывалась и останавливалась, погружаясь в поток своих безумных мыслей. Мои фантазии были наполнены не путешествиями в другие страны, как обычно.
Всю зиму я грезила о том принце, что повстречала в осенний промозглый день.
Да, я была тогда на грани, но если бы не тот страшный момент, в который я чуть не распрощалась с земным существованием, я бы никогда не встретила своего героя. Он не только спас мою жизнь, но и наполнил её новыми яркими красками.
Любовь привносит в жизнь людей радость, даже, если она не взаимна.
Это ощущение бабочек в животе и сладкая боль на сердце, заставляют тебя мечтать о любимом человеке.
Мозг переключается на другую волну: отключается логика и начинают своё действие гормоны. Это химия, химия любви. Химия природы и самой жизни.
Мы надеваем розовые очки и много фантазируем, наделяя объект своего вожделения качествами, которые ему не присущи. Преувеличиваем положительные черты и не видим отрицательные.
Всё же как глупа эта влюблённость! По ней не нужно судить реальные чувства. Это обман воображения, не более того.
Эмоции, которые меня захлёстывают с головой, дают желание жить и творить. Я знаю, что увижу его ещё обязательно, ведь не зря нас свела судьба. Я чувствую, как моё сердце бьется сильнее и сильнее лишь при одной мысли о встрече с ним.
А если я его увижу, то что скажу?
— Скажу, что думаю о нём всё время, и что очень благодарна за спасение. Спрошу, чем смогу отблагодарить за такое вмешательство в мою жизнь?
А по факту, наверное, буду молчать, как дурочка.
Я и есть дурочка, раз мечтаю о том, кто и не посмотрит на меня!
Да и вообще, я же ничего, совсем ничего о нём не знаю. Может, он просто ангел-хранитель, спустившийся на минуту, чтобы не дать мне погибнуть?
Конечно, он не человек. Он не может быть человеком. Будь он простым человеком, то прошёл бы мимо. Но он не прошёл, он протянул руку помощи.
По инерции вытерла кисти тряпкой, помыла руки в скипидаре, потом начисто в воде с мылом.
В ногти въелась краска. Надо бы сделать маникюр, а то хожу, как поросёнок. Весна же, хочется быть красивой, даже для самой себя. А как же парни? — Они не достойны такой красоты — хи. Достоин лишь один он, Роберт — мой принц.
Чтобы отвлечься от домашней бытовухи и связанных с этим проблем, я часто убегаю погулять в заброшенный парк. Наедине с природой легче дышится, кислород наполняет мои лёгкие и вытесняет при выдохе горечь отрицательных энергий. На природе и думается легче. Отдых нервной системе просто необходим.
Иду по узкой тропинке, высохшей неровными ошмётками земли после весенних паводков. Молодая травка пробивается вокруг зелёным бархатным покрывалом. Кое-где прорываются к свету первые проснувшиеся цветочки. Они тянут свои бутоны-головки к солнцу, пытаясь впитать всё весеннее тепло.
Берёзы, липы, тополя — все деревца нарастили молодую листву — нежную, гладкую, сочную, с блестящей, будто покрытой лаком, поверхностью. Солнечные лучи прорезают, как лазеры ветки деревьев, иногда слепят непривыкшие к обилию света после зимы глаза, наполняя их красными всполохами.
А вот уже яркие лучики запутались в моих волосах и отразились оранжевым цветом в окружающей зелени.
Самое прекрасное весной — это цветение. Кусты черёмухи, покрытые пушистыми белыми соцветиями, манили горьковато-свежими приятными ароматами. Берёзки приукрасили себя серёжками. А тополя источали медовый запах опавшей шелухи от набухших почек и родившихся из них молодых листочков.
Проснулись жучки и паучки, жужжат шмели, выискивая ещё немногочисленные первые бутоны цветов.
Птички распелись на разные голоса, их трели не замолкают ни на минуту. Воздух полон чудес и свежести. Ведь что это, если не чудо? Мир оживает, с ним оживаю и я.
А вот мой любимый старый дуб, с неровной, коричневой корой, с маленьким дуплом на самом верху. В этом дупле часто селились птицы. И в этот раз здесь обосновалась пара шустрых синичек. Так мило.
Такой ствол толстый, что не обхватишь руками. Ему наверное лет триста, не меньше. Дуб видел многое, поэтому знает всё.
— Привет, дуб, как я по тебе соскучилась! А ты по мне скучал? Мне столько нужно тебе рассказать.
Не виделись с той осени. Как началась распутица, потом морозы, в парк не подступишься: в грязи или снегу потонешь.
Никто здесь не ходит, обрезкой деревьев не занимается, травы летом не косит, зимой снег не чистит. Парк почти не ведает, что такое люди. Лишь иногда, летом, забегают единичные грибники да собачники. Этим и нравится мне этот лесок. Он такой же, как я, нелюдимый.
Я села на пенёк возле дуба, положив голову на раскрытые ладони, и подняв в небо глаза, вздохнула…
По небу плывут белые пушистые облака, превращаясь в движении в замысловатые фигурки зверей.
Вон облако похожее на слона медленно теряет очертания и превращается в кролика.
Ветер разгоняет на синем небе белую вату облаков, и вот, уже и от кролика нет и следа.
Я посмотрела на тёмно-коричневый ствол дуба с извилистыми впадинками, на котором копошились муравьи, спеша по своим муравьиным делам.
У меня тоже дел полно, но всё делается по инерции, мысли полностью погружены в чувства, и думаю только о Роберте, о нём одном.
— Дуб, что мне
