Ознакомительная версия. Доступно 42 страниц из 208
Алтае. Не такие, как здесь. Сами увидите. — Он вынул и облизал ложку. — И пельменями я вас угощу. Я умею делать пельмени. По-особому, по-нашему.
На этом разговор и кончился.
Сейчас я смотрю на него и спрашиваю:
— Ну как, Валега, когда же мы твоих пельменей попробуем?
Он даже не улыбается.
— Мяса такого нет. И приготовить его здесь по-настоящему нельзя.
— Значит, до конца войны ждать будем?
Он ничего не отвечает и продолжает шагать. Ботинки ему непомерно велики — носки загнулись кверху, а пилотка мала: торчит на самой макушке. Я знаю, что в нее воткнуты три иголки — с белой, черной и защитного цвета ниткой.
Часов в семь делаем большой привал. На карте село называется Верхняя Дуванка. Здесь же его называют Вершиловкой. От Петропавловки оно в двадцати двух километрах. Значит, прошли мы около тридцати. Это неплохо, дорога трудная.
Бойцы с непривычки устали. Скинув мешки, лежат в тени фруктового сада, задрав ноги. Наиболее проворные тащат в котелках молоко и ряженку. Валега тоже раздобыл где-то буханку белого хлеба и мед в сотах.
Я ем и хвалю, хотя у меня нет аппетита. Нельзя обижать Валегу.
Ноги гудят. Левая пятка немного натерта. Вообще с сапогами дело дрянь, совсем разваливаются. Так и не дождался я брезентовых. Прямо хоть проволокой обматывай. Надо было послушаться Валегу и походить один день в ботинках — были бы отремонтированы сапоги. А теперь кто его знает, когда с вещевым складом встретишься. Полк, вероятно, уже далеко — километров за семьдесят — восемьдесят. Если они эти два дня шли, то никак не меньше. Возможно, они где-нибудь стали в обороне или пробиваются через немцев. Местное население говорит, что «ранком в недiлю проходили солдати. А увечерi пушки йшли». Должно быть, наши дивизионки. «Тильки годину постояли i далi подались. Такi заморенi невеселi солдати».
А где фронт? Спереди, сзади, справа, слева? Существует ли он? На карте его обычно обозначают жирной красной линией, противника — синей. Вчера еще эта синяя линия была по ту сторону Оскола. А сейчас?
Пожалуй, до утра немцы ничего не предпринимали. Разведчиков они, вероятно, не раньше двух часов послали, заметив, что мы молчим. Часа в три-четыре начали переправлять пехоту. Даже позже: сборы, приказы и тому подобное — часов в пять. Сейчас восемь, без пяти восемь. Моторазведка, конечно, могла бы уже нас догнать. Вероятно, ее нет у них. А пехота не догонит. Танки и автомашины раньше вечера, а то и завтрашнего утра на эту сторону не переберутся. Все зависит от того, есть ли у них понтонные парки.
Немцы подошли к Воронежу. Возможно, они его уже взяли. Почему не слышно стрельбы? Позавчера еще канонада доносилась с севера. Потом стала тише и передвинулась на северо-восток. Сейчас вообще ничего не слышно. Тишина.
Солдаты толкутся у котла с кулешом. Как всегда, ворчат, что мало наливают. Трясут яблони. Я встаю и подхожу к Ширяеву. Он сидит и чистит пистолет. Рядом сохнут портянки.
— Будем трогаться, что ли?
Сощурив глаза, Ширяев рассматривает на свет ствол пистолета.
— Вот хлопцы покушают, и двинем. Минут двадцать, не больше.
— Сколько до Ново-Беленькой осталось?
— Километров шестьдесят — семьдесят. Вон карта лежит.
Я меряю по карте. Выходит шестьдесят пять километров.
— Два перехода еще.
— Если поднажмем — завтра к обеду будем.
— Быть-то будем, но застанем ли мы там кого. Боюсь, что не того, кого нужно. Не нравится мне эта тишина…
Подходит адъютант старший — весь красный от веснушек лейтенант Саврасов. У него озабоченный вид. Подсаживается, закуривает.
— Двух человек уже не хватает.
Ширяев кладет пистолет на портянку и поворачивается к Саврасову:
— Как не хватает?
— А черт его знает как… Сидоренко из первой роты и Кваст из второй. Вечером еще были…
— Куда же они делись?
Саврасов пожимает плечами:
— Может, ноги потерли? А?
— Не думаю.
— Давай сюда командиров рот.
Ширяев быстро собирает пистолет и наматывает портянки. Приходят командиры рот.
Оказывается, что Сидоренко и Кваст односельчане. Откуда-то из-под Двуречной. К одному из них даже жена приезжала, когда мы в обороне стояли. Всегда держались вместе, хотя были в разных ротах. Раньше за ними ничего не замечалось.
Ширяев слушает молча, плотно сжав губы. Смотрит куда-то в сторону. Не вставая и не глядя на командиров рот, говорит медленно, почти без выражения.
— Если потеряется еще хоть один человек — расстреляю из этого вот пистолета. — Он хлопает себя по кобуре. — Понятно?
Командиры рот ничего не отвечают, стоят и смотрят в землю. У одного дергается веко.
— Этих двух уже не найти. Дома, защитнички… Отвоевались… — Он ругается и встает. — Подымайте людей…
Глаза у него узкие и колючие. Я никогда не видал его таким. Он оправляет гимнастерку, убирает складки с живота — все это резкими, короткими движениями, ставит пистолет на предохранитель и прячет в кобуру.
Бойцы вытягиваются на дорогу. На ходу заматывают обмотки. Котелки в руках — с молоком на дорогу. У ворот стоят женщины — молчаливые, с вытянутыми вдоль тела тяжелыми, грубыми руками. У каждого дома стоят, смотрят, как мы проходим мимо. И дети смотрят. Никто не бежит за нами. Все стоят и смотрят.
Только одна бабушка в самом конце села подбегает меленьким старушечьим шажком. Лицо в морщинах, точно в паутине. В руках горшочек с ряженкой. Кто-то из бойцов подставляет котелок. «Спасибо, бабуся». Бабуся быстро-быстро крестит его и так же быстро ковыляет назад не оборачиваясь.
Мы идем дальше.
5
С Игорем сталкиваемся совершенно неожиданно. Он и Лазаренко — связной штаба, оба верхами, вырастают перед нами точно из-под земли. Кони взмыленные, храпят. Игорь без пилотки, черный от пыли, на щеке царапина.
— Воды!
Впивается в фляжку. Запрокинув голову, долго пьет, двигая кадыком. Вода льется за воротник, оставляя белые дорожки на шее и подбородке. Мы ничего не спрашиваем.
— Перевяжи кобылу, Лазаренко…
Лазаренко отводит лошадей. Большая рыжая кобыла — по-моему, комиссарова — хромает. Пуля пробила левую заднюю ногу. Кровь запеклась, липнут мухи.
Игорь вытирает ладонью губы и садится на обочину.
— Дела дерьмовые, — коротко говорит он, — полк накрылся…
Мы молчим.
— Майор убит… комиссар тоже…
Игорь кусает нижнюю губу. Губы у него совершенно черные от пыли, сухие, потрескавшиеся.
— Второй батальон неизвестно сейчас где… От третьего — рожки да ножки. Артиллерии нет. Одна «сорокапятимиллиметровка» осталась, и та с подбитым колесом… Дайте закурить… Портсигар потерял.
Закуриваем все трое. Газеты нет, рвем листочки из блокнота.
— Максимов сейчас за командира полка… Тоже ранен. В левую руку… в мякоть. Велел вас разыскать и повернуть.
— Куда?
— А кто
Ознакомительная версия. Доступно 42 страниц из 208
