от солнца, там его стойбище. Он прошел степь, вошел в тайгу, долго там блуждал, снова вышел в степь и увидел две низкие серые юрты.
Духи тайги и степи вели Уодхэ, иначе никогда бы ему не разбогатеть!
На стойбище жили пожилые люди, муж и жена. Они не испугались Уодхэ, как молодые, не расспрашивали его. Только хозяин, больной и немощный человек, спросил его:
– Ты никого не встречал в тайге?
– Я видел медведя, он мял кусты и ел ягоды, я его со скалы видел и обошел, – ответил Уодхэ, удивляясь своему многословию.
– У нас пропала корова. Харшаны, наверное, увели, – ни к кому не обращаясь, сказала худая черная женщина, внося хворост.
Ночевал Уодхэ во второй юрте. Хозяева сказали, что тут жили их родственники, но еще зимой поехали к сыну, кочующему у реки Телемба, и до сих пор не возвращаются. Не случилось ли беды? Сказав это, они тягостно и надолго замолчали.
На рассвете, когда Уодхэ собрался уходить, немощный хозяин напутствовал гостя:
– Обойди Синюю Гору, возьми от нее на три ладони левее и иди. Не ходи прямо. Когда харшаны поблизости, то человек сходит с ума и идет прямо к ним. Они шолмосы.7
И снова Уодхэ шагал по степи к синеющей кромке тайги. Уодхэ сильный, он никаких харшанов не боится! Ноги его окрепли, и он не чувствовал усталости. К осени Уодхэ доберется до Онона. Отработает Уодхэ за одежду, увидит Амбагай-ахэ какой сильный и работящий Уодхэ и снова даст ему штаны… Из-за Синей Горы выходит солнце, значит и надо идти прямо туда. Там – Онон, стойбище.
Он стоял на рассвете у каменистой речушки и смотрел на алый шар солнца, выползающий из-за сизой в тумане горы. Уодхэ фыркал и умывался холодной водой, и в голове у него что-то позванивало. То степь представала перед его глазами, то тучный Амбагай, то Онон. Уодхэ смеялся и окунал обросшую голову в чистые воды речушки, дно которой было усеяно гальками.
Гора уже не синела в тумане, когда он вышел к черной и дряхлой юрте. Оттуда на кривых ногах появились старик со старухой.
– Не Арсалан ли это идет к нам? – спросил старик, приложив ладонь ко лбу и опираясь на плечо покачивающейся старухи.
– Нет, это не Зан, не Арсалан и не Шоно. Может быть, Барас?8 Да нет, это совсем другой человек, ни на кого из братьев-харшанов не похож, – громко говорила старуха наклонившемуся к ней старику.
Уодхэ подошел, поздоровался, старуха откинула полог, приглашая его в юрту.
– Из Хойто Хори идешь? К Онону? Далеко, очень далеко идти до Онона. Люди давно обходят наши места. Уходить тебе надо побыстрей. Тут недалеко харшаны живут, – говорил старик, смотря на Уодхэ.
Голова старика все время подрагивала и качалась.
– Они шолмосы, – сказала старуха. И вздохнула, – никто тут не селится. Все молодые и сильные перекочевали далеко. У них лошади, телеги, а нам как кочевать. Иди назад, парень. Иди!
– Старые мы, жили и кости одни! – рассмеялся скрипучим смехом старик. – Они заходят к нам, нас не трогают. Когда человек встречается с харшаном, от страха он теряет ум и становится бараном…
– Много лет назад мы кочевали вместе с их родителями, потом старики умерли от черной болезни, а дети ушли в лес, выжили. Старший убил человека и накормил братьев. С тех пор они стали харшанами. Уходи, парень, уходи быстрей…
В юрте было темно, дымно, лица стариков сливались с прокопченными решетками стен, слова доносились как из тумана.
Вышел Уодхэ, расправил плечи, задышал полной грудью и зашагал прямо к Синей Горе. Ярко светило солнце, пахло ароматами смолы и хвои… Много раз видел Уодхэ, как безропотно умирают бараны. Люди боятся харшанов! Уодхэ не баран, он не боится шолмосов. Уодхэ заберется на Синюю Гору и оттуда увидит долину, а может быть, и Онон! Он наконец-то выйдет из тайги, где ничего не видно и больно глазам.
Но никогда бы не разбогател Уодхэ, если бы он не вошел в черную юрту, никогда у него не было бы таких коней и крепкого лука, если бы он обошел Синюю Гору, откуда выходило солнце!
Уодхэ шел по тропе, переплетенной корневищами деревьев. Сначала он уловил запах дыма, потом увидел обглоданные коровьи кости, дальше стали попадаться лошадиные кости. Уодхэ хотел было присесть и отдохнуть, как вдруг между деревьями увидел стойбище. Он направился прямо туда!
На поляне стояли три жилища-балагана, крытые потемневшей и задымленной берестой, рядом росли несколько берез и сосен с обглоданной корой, к ним были привязаны две лошади. Из среднего, большого, жилища курился дымок. Шолмосы не живут в таких жилищах, как люди. Подойдя ближе, Уодхэ увидел много седел, новых и старых, некоторые сгнили и вросли в землю, тут же валялись побелевшие под дождем туеса и деревянные чаши. Было тихо, только звенели и жужжали мухи над кучей костей.
Оглядел Уодхэ стойбище, вошел в среднее жилище. И столкнулся с женщиной. Она вскрикнула и отступила в темноту, где горел огонь в очаге из прокопченных камней.
– Кто ты? – изумленно и испуганно крикнула женщина.
– Я Уодхэ, иду домой, – ответил Уодхэ.
У женщины было круглое, как луна, лицо, тэрлик висел на ней лохмотьями, в грязных руках она держала черный от сажи таганок. В темноте светились белки ее испуганных глаз. Сумасшедшая что ли?
– Уходи, уходи, глупый человек, – вдруг быстро зашептала, оглядываясь, женщина, – тут живут харшаны, они сильнее диких зверей. Они убивают людей и едят их. Уходи, человек!
– А почему ты не уходишь? – удивленно спросил Уодхэ.
– Глупый человек! Если я уйду, они найдут и убьют всех моих родных. Они убили и съели моего мужа, – задрожала в страхе женщина, вглядываясь безумными глазами в Уодхэ.
Уодхэ раздумывал. Харшаны найдут его. Уодхэ сильный, он их победит. Где харшаны?
– Они придут! Они убивают все живое, они убьют тебя, глупый человек. Уходи! – говорила, трясясь и оглядываясь, женщина. Грязное и круглое лицо ее вспотело. Но Уодхэ обезумел!
– Я Уодхэ, иду домой. Вот высплюсь и пойду дальше. Я не боюсь харшанов, – повторил он привычно.
Потом прошел в соседний, маленький, балаган, прилег на ворох сена и старой одежды. Женщина вскрикнула и отошла от него…
Уодхэ проспал! Его мгновенно выдернули за ноги из балагана. Рас–свирепевший Уодхэ отпнул врагов и вскочил на ноги, но на нем тут же повисли четверо. Затрещал под ногами сухой хворост, взметнулась пыль, завизжало и зарычало все вокруг.
Расшвыряв вцепившихся в него шолмосов, Уодхэ, окровавленный и страшный,
