Ознакомительная версия. Доступно 2 страниц из 6
ним.
Женщина заплакала, вытащила из сумочки носовой платок, стала неловко вытирать слезы.
— Извините, — пробормотала она.
— Ничего. Я вас понимаю, — тихо сказала я.
— Я поговорю с Ларисой насчет вашего психолога.
— Вот вам мой телефон, — сказала я. — Позвоните, когда о чем-нибудь договоритесь с Ларисой. Только не говорите ей обо мне.
Прошло несколько дней, а от Галины Павловны не было ни слуху ни духу. Через неделю я не выдержала и позвонила сама. Трубку взяла Лариса.
— Будьте добры, Галину Павловну.
— Ее нет дома, — ответила мне Лариса.
— А когда будет.
— Нескоро. Она в больнице.
— Ох… А что с ней.
— Проблемы с сердцем. Предынфарктное состояние. Ирина Рыбакова, это вы?
— Да, это я.
— Все случилось из-за ваc. Когда мама начала мне говорить о психологе, я сразу поняла, что это ваших рук дело. Мы сильно повздорили, и сердце у мамы не выдержало. Почему вы не оставите меня в покое?
Лариса говорила тихим, спокойным голосом, от которого у меня по спине бежали мурашки. Лучше бы она кричала.
— Я просто хочу помочь вам. Вы не хотите ни рассказать мне про Огнянного, ни пойти к психологу.
— Я ничего не хочу. Я не хочу жить без Артура. И не звоните сюда больше.
— Лариса, у вашей мамы есть мой телефон. Если вы захотите жить нормально — позвоните.
— Вряд ли, прощайте.
Лариса повесила трубку. Я ощутила такую пустоту в душе, такое разочарование, что села на пол и расплакалась.
В августе я устроилась на работу, меня взяли корреспондентом в телерадиокомпанию «Наш край». Мне то и дело приходилось мотаться по области, брать интервью, сочинять репортажи и донимать назойливыми вопросами начальников разного ранга. Ларисе я больше не звонила.
В сентябре я отправилась в очередную командировку на открытие дворца культуры в районном центре. Но вместо одного дня поездка затянулась на три, так как наша редакционная машина сломалась, и ее приводили в чувство целых два дня. По возвращении домой меня ждал неприятный сюрприз.
— Тебе тут какая-то девушка оставила странное сообщение на автоответчике, — сказал мне отец. — Она несколько раз звонила, в тот день, когда ты уехала, но нам с матерью ничего сказать не захотела.
Сообщение было от Ларисы.
— Ирина, — говорил мне тихий, ровный голос Ларисы, — вы были совершенно правы и насчет Огнянного, и насчет гибели. Сейчас уже слишком поздно, уже невозможно что-то изменить и исправить, но я хочу поблагодарить вас за то, что вы пытались мне помочь. Спасибо и прощайте.
Я слушала слова Ларисы и чувствовала, что волосы встают дыбом от этого спокойного голоса. Я быстро обулась, схватила куртку и пулей вылетела из дома. Плохо зная район, где жила Лариса, я заплутала между старыми двухэтажными развалюхами и новыми многоэтажками. Нумерация домов была совершенно неописуемой. В конце концов проходящая мимо старушка указала мне нужное направление. Мне бы и в голову не пришло искать дом номер семнадцать между пятым и двадцать третьим. Около нужного мне дома стояло много народу. Недоброе предчувствие охватило меня. Мелькнула мысль, что все это слишком похоже на похороны.
Дверь подъезда открылась, четверо мужчин вынесли гроб, обитый красной тканью, и аккуратно опустили на три стоящие в ряд табуретки. Я подошла поближе, втайне надеясь, что ошибаюсь. В гробу лежала Лариса. Ее белое безжизненное лицо казалось еще более изможденным, чем два месяца назад, когда мы с ней впервые встретились.
На похороны пришло очень много людей. Женщины плакали, у мужчин были непроницаемые лица. Мать Ларисы стояла рядом с гробом. Ее поддерживал пожилой седой мужчина с покрасневшими от слез глазами и молодой парень лет двадцати. Видимо муж и сын. В свободной руке парень держал пакетик с пузырьками и таблетками. Люди стали подходить к гробу, прощаться с Ларисой. Я тоже подошла, поцеловала бумажный ободок со словами молитвы, обхватывающий холодный лоб.
— Прости, — тихо прошептала я, — что не смогла тебе помочь.
Всхлипывания и плач усиливались. Мать Ларисы не держалась на ногах и почти висела на плече мужа. Неожиданно она закричала рвущим душу голосом и кинулась к гробу.
— Ларочка, доченька, зачем ты оставила меня, мое время умирать было, не твое, кровинка моя, — страшно причитала она, склонившись над дочерью.
Муж и сын пытались отвести Галину Павловну от гроба. Она вдруг тихо охнула и потеряла сознание. Ее отнесли к лавочке, усадили, стали совать в нос ватку с нашатырем. Кто-то предложил вызвать «Скорую». Но Галина Павловна очнулась, положила в рот какие-то таблетки и сидела на лавочке бессильно и беззвучно плача. Муж тоже присел рядом с ней, потянулся за лекарством, держась за левую сторону груди.
— Надо уносить, — сказал мужской голос у меня за спиной, — иначе, не дай Бог, еще покойников прибавится.
К Ларисиным родителям подошли двое мужчин, что-то тихо им сказали. Галина Павловна, ее муж и сын еще раз подошли к гробу, поцеловали Ларису. Потом несколько мужчин легко подняли гроб и понесли к стоявшим в стороне автобусам ритуальной фирмы.
Я еще долго бесцельно и тоскливо бродила по городу. Дойдя до какого-то маленького скверика, присела на скамеечку. Теплый сентябрьский день, яркое солнце, синее безоблачное небо, желтые листья… Все это праздничное осеннее великолепие никак не вязалось с черным горем, накрывшим меня сегодня. Золото на голубом и черная бездна.
Подул легкий ветерок, и листья, лежавшие передо мной на газоне, вдруг встрепенулись и, закружившись маленьким смерчем, поднялись вверх. Мне послышался тихий, злобный смех, и листья упали на землю. Я поняла, что это Огнянный смеялся надо мной. От горя и бессилия у меня потекли злые слезы.
— Будь ты проклят, черт поганый, — всхлипывая, сказала я.
Проходит время, затухает боль, стираются из памяти события, забываются лица. Но никогда мне не забыть огненного фейерверка в предрассветном небе, полных тоски глаз Ларисы и тихого злобного смеха в вихре осенних листьев.
Ознакомительная версия. Доступно 2 страниц из 6
