бы не случилось — я всегда буду с тобой, рядом. Слышишь? Я могу потерять все, но только не тебя и Кэти. Только не вас, только не вас двоих…
Он сглотнул и нервозно поджал губы, а я коротко кивнула в ответ и крепко прижалась к нему всем телом, одной рукой поглаживая его густые темные волосы. Вдохнула ненавязчивый аромат черной ванили и все переживания, все ссоры с мамой плавно исчезли из головы, а на их место пришло полное осознание — я сделала правильный выбор…
Его крепкие руки смело обхватили мою талию и усадили на кухонную столешницу, отпихнув в сторону разделочную доску для мяса и парочку тарелок для будущего ужина. Мы находились на одном зрительном уровне, и его глаза цвета сияющей полярной ночи обжигали меня пронизывающим пламенем.
— Я знаю, ты хочешь сказать, чтобы я позвонила ей через пару дней, да? — тихо произнесла я сквозь улыбку.
Он одарил меня фирменной половинчатой улыбкой, больше схожей с ухмылкой, и едва заметно кивнул. Его ладонь тут же потянулась к моему лицу, и большой палец медленным осторожным движением поглаживал мою нижнюю губу. Эти короткие чуть заметные прикосновения взбудоражили мою фантазию, и я ощутила, как в легких постепенно заканчивался воздух.
Я потянулась вперед и с нетерпением притянула его к себе, скомкав руками темно-синюю рубашку. Его властные и горячие губы мгновенно накрыли мои, а руки уже путешествовали по волосам, властно захватив затылок. Его свободные пальцы неторопливо пробегались по позвоночнику от самой шеи и плавно спускались к краям моей белоснежной майки.
Одной рукой я провела по его волосам, а вторая уже пыталась расстегнуть пуговицы на его рубашке, чтобы как можно скорее ощутить тепло его тела. Когда я осознала, что одна рука не справится с толстой тканью и мелкими пуговицами, ей на помощь пришла вторая. За считанные секунды я расправилась с его рубашкой и, наконец, с предвкушением начала скользить по его горячей коже, ощутив абсолютно каждый напряженный мускул.
Он прожигал дыры на моей коже, осыпая ее поцелуями. Мои губы уже напрочь обожжены его пылкой любовью, а шея и ключицы приближены к ожогу второй степени. Не в силах сдерживать улыбку, я запрыгнула на него, обвив ногами его талию.
Его крепкие и надежные руки удерживали меня за бедра, и в какой-то момент он начал осыпать поцелуями мою широкую улыбку. Майка бесшумно полетела на паркет, практически одновременно с нашим приземлением на кровать. Он навис надо мной с хищной улыбкой на лице, а я в это время с нетерпением пыталась расправиться с автоматической пряжкой на его ремне. Мои ногти неприятно звенели, соприкасаясь с серебристым металлом, и спустя минуту я испустила тяжкий вздох, когда увидела, что ремень так и не поддался моему воздействию.
Черт, я никогда не справлялась с его автоматической пряжкой на ремне. Зачем их делают такими навороченными?
Он взял все в свои руки с легкой ухмылкой на лице, не спуская с меня фирменного хищного взгляда любимых бледно-ледяных глаз. Расправляясь с одеждой, я перекатилась наверх и двумя руками уперлась об темно-коричневый плед, глядя ему в глаза. Шоколадные волосы наполовину перекрыли взор и нависли вперед, а кончики слегла щекотали ему лицо, едва соприкасаясь с кожей.
Он тяжело дышал.
Я взяла его руку и с нежностью поцеловала ладонь, которой он тут же обхватил мою грудь. Вторая его рука плавно скользнула по внутренней стороне бедра, и я прикрыла веки, с предвкушением закусив нижнюю губу. Он с жадностью обхватил мои ягодицы, обтянутые в плотные облегающие джинсы, и крепко сжал их. Именно в этот момент я всем телом ощутила, насколько он жаждет продолжения…
Холодная вода мгновенно окутывает тело и беспощадно отрезвляет, приводя к ненавистному ощущению действительности. По всей видимости, я израсходовала положенные литры горячей воды и как следствие, в ответ получила ледяной пинок под зад.
Стоит признать, этот пинок был как никогда кстати. Подобные воспоминания мне сейчас ни к чему. Они лишь будоражат сознание, расшатывают психику и… заставляют проявлять эмоции, чего мне сейчас категорически нельзя делать.
Они не должны ни о чем догадываться.
Для них я все тот же солдат номер семь, но без того чертового браслета.
Я выхожу из душа и закутываюсь в одно большое махровое полотенце — естественно белоснежного оттенка, как и все в этих стенах — и осознаю одно — мне чертовски не хватает моего дневника. Он спасал меня от сумасшествия в первые дни эпидемии. Он пережил со мной многие страшные моменты, разделял все эмоции, страхи, чувства. Пережил не одну истерику, терпеливо дожидаясь, пока его страницы высохнут от слез.
Быть может, эти лабораторные ублюдки действительно дожидаются того момента, когда я сойду с ума? А может быть, они все-таки терпеливо ждут, когда мои истинные эмоции вырвутся наружу? Ведь в таком случае они убедятся в том, что я настоящая Ева Финч и будут ставить на мне дальнейшие опыты, чтобы узнать каким образом я вернула память…
Благодаря мне они осознают, что процедура санации действительно работает. Но каким, черт возьми, способом?!
Я не желаю быть их единственным удачным экспериментом.
Глава 4
Я не слышала свой голос уже несколько суток. И кажется, уже не помню его звучание.
Мне кажется, я разучилась говорить и привыкла натягивать непроницаемое выражение лица, с силой подавляя эмоции. Мне кажется, с минуты на минуту я подорвусь с места, возьму медицинский штатив от системы и начну яростно разбивать стеклянные стены, которые разделяют меня с внешним миром.
Они по-прежнему игнорируют меня, обходя стороной мою персональную стеклянную клетку, будто ее и не существует вовсе. Я уже мечтаю о том, чтобы, наконец, увидеть ненавистное лицо Дианы. В другой раз я бы ни за что не согласилась на это, но только не сейчас.
Я хочу, чтобы на меня уже хоть кто-нибудь обратил внимание.
Я хочу выключить свет во всем здании, поставить парочку прожекторов и громко пронзительно закричать: я здесь! Заметьте меня, хоть кто-нибудь, черт возьми! Я все еще существую! Но, боюсь, даже в этом случае они будут чертовски слепы.
Единственное доказательство того, что они помнят о моем существовании — неизменная тарелка с противным неизвестным содержимым желеобразной консистенции строго два раза в сутки.
Утром и вечером.
Я ем лишь когда за тем малюсеньким окошком светло, и когда за ним господствует беспроглядная тьма.
Несколько раз у меня возникают мысли о том, чтобы объявить голодовку и напрочь отказаться от блевотных каш. Но
