по возрасту к старикам, хотя свой третий десяток лет он ещё не разменял.
— Отдохнëшь с дороги, у костров посидишь. А сон всё остальное доделает. — Приветливо улыбнулась мне одна из шаманок. — Да и первый круг он не сложный. Только голову от него ведёт, как от хмельного мёда.
К общему костру нас с братом притянули быстро. Тихие разговоры касались всего. Не было у нас такого, чтобы те, кто клан вели, от самого клана отворачивались или ограждались. Любой мог на свои вопросы получить ответ.
Вот и сейчас обсуждали, что люди хотят мира. И боятся, что ничем хорошим, этот договор не обернётся. Уж больно много обид между нашими народами. Да и доверять драконам у нас причин не было.
— Убирать оружие и снимать дозоры конечно ещё рано. — Говорил, глядя в дым от костра Буреслав. — Не все рода драконов приняли договор. Как и птицы. Чёрные журавли и вовсе с дороги мести сворачивать не собираются. Да и честно сказать, привыкли многие из них жить за счёт добычи с войны. С землёй работать, её плодами кормиться не умеют. А богатства хотят. И поценнее, и побольше! А просто так не получается. Вон у того же Серебряного, болотная пустошь под рукой, а он и знать не знает, что под тиной и болотной водой залежи серого железа. Того самого, которого наши шаманы поднимают и передают на кузни!
— Это что получается? Мы моего будущего мужа обворовываем? И как давно? — уточнила я у брата.
— Ты смотри, какая домовитая у нас совушка! — засмеялись у костра. — Ещё не жена, а уже смотри, как считает мужево имущество! Переживает!
— Вообще-то давно. — Ответил на мой вопрос брат. — Ещё, кажется, при деде сегодняшнего лорда начали. Да к тому же оно у них всё равно в болоте лежит.
— Единственный металл, который пробивает чешую драконов без всяких заговоров и эликсиров? — уточнила я.
— Ну… да! Нам-то оно всё равно нужнее, самим драконам, зачем железо, которое пробивает их броню? А нам надо. — Ухмыльнулся Буреслав. — А теперь и вовсе пусть пасти закроют, могут считать, что приданное за моей невестой заранее выплачивали.
— А не обсчитался ли ты с приданным, братец? — прищурилась я.
— Ты права, мало того, что сам достань, сам перекуй, так мы ж потом уже готовое драконам же и возвращали. Ууу, как ни крути, а невесту я беру бесприданницу. — Подпëр щеку кулаком Буреслав.
— А что ещё интересного в землях моего жениха есть? — спросила я.
— Про белый мох знаешь? — хитро улыбнулся брат.
— Да быть не может! — распахнула я глаза от удивления.
— Может, — заверил меня брат. — И, самое меньшее, в двух местах он цветёт. Ярко-красные колокольчики на серебристо-белом облаке. Завораживает.
— Белый мох… Да это же… Это же… Да только ради него, можно было согласиться выйти замуж! — В сердцах заявила я. — Да хоть за двух драконов сразу!
— Извини, сестрёнка, но змеегон добыть не просто. На двух зятьëв я не рассчитывал, так что придётся тебя обходиться как-нибудь одним. — Развёл руки в стороны Буреслав.
Глава 5.
Утренний туман смешивался с дымом шаманских костров, клубился вдоль земли, запертый со всех сторон заговорëнными рунами, и устремлялся ввысь, оседая серебристой тенью на кончиках длинных сосновых игл.
Семь видов деревьев питали эти костры. Рубить сами деревья было нельзя. Для шаманского костра подходило только то, что дерево само готово было отдать. Сухие ветки, хворост, опавшая кора. Всё собранное без вреда для дерева.
Семь трав наполняли своим ароматом горячий дым. Самые сильные, самые яркие. Те, что царствовали на этих землях, лечили, кормили, согревали и поддерживали.
Семь перьев легло в костёр. Память о спутниках моей семьи. О тех, кто хранил нашу силу, кто верной тенью скользил за нами по жизни. Кто встречал у колыбели и провожал в последний путь.
Семь шаманских бубнов звучали этим туманным утром. Шесть за границей круга костров и один, мой, внутри.
Семь чаш стояло на земле у костра. Каждая со своим отваром. Совсем немного, глоток. Но и этого будет с излишком. Чаши же отсчитывали один оборот с бубном внутри круга. Я проходила его, вращаясь вокруг самой себя, вернувшись к чашам, я переставала бить в бубен и выпивала одну из чаш. Любую на выбор, ту, к которой потянулась рука.
К последней чаше я уже с трудом стояла на ногах. Лицо горело, сердце заходилось в бешеном ритме, уши глохли от голосов бубнов, а перед глазами всё плыло. Я тяжело опустилась на землю, положив голову на кожу бубна. И последним усилием воли притянула к себе посох. Мамин. А до неё бабушкин. А до неё им владел мой прадед. Для его матери этот посох вырезал влюбленный в неё воин из редкого в наших краях поющего дерева.
Я услышала его, голос своего дара. Он манил свистом ветра в кронах деревьев, мягким шорохом крыльев в утреннем сумраке, яростным росчерком шаманского серпа. Небо стало вдруг таким близким, таким желанным. Обхватило объятьями-облаками, укутало в морозную свежесть чистого ветра. Белоснежным морозным инеем осел по моей коже пух, угольно чёрная кайма краевых перьев легла по рукам. Я взмахнула руками и устремилась туда, где только начали угасать звëзды, даря мне последние отблески своего сияния.
Всего несколько секунд назад я без сил опустилась на землю, и вот уже гордо взмываю белой полярной совой к небесам. Прорываюсь через ветви вековых деревьев, теряя последние искры разума в этом ликовании.
Мир смялся, пошёл трещинами и вдруг обновился, изменился. Стал совсем другим, но сохранил то, что было родным и любимым. Вот полыхает совсем рядом ярким огнём душа брата. Вот идут от Обители в разные стороны две искры, две сестры: Яромира и Талира. Долг! Я помню, и помню о своём слове. Я приняла жребий, что сейчас тяжёлыми путами пытался стянуть сердце.
А искры вокруг всё зажигались и зажигались, напоминали о себе звучаниями имён. Словно кто-то перебирал невидимые мне струны. И вдруг наступила тишина. Сердце забилось, по крыльям прошла дрожь, как будто тёплый ветер смял мои перья. Я парила в его потоках и ждала…
— Саяна… Дочь! — тихий мужской и незнакомый голос шептал еле слышно. Но от этого звука я-сова всхлипнула.
Образ сотканного из тумана мужчины был красив. Резкие, острые черты лица, по-совиному янтарные глаза в окружении густых ресниц. Его руки подхватили моё птичье тело.
— Такая маленькая и уже такая взрослая! Опасная, хищная. Взгляда не отвести. — Шептал мне голос отца.
— Папа! — прокричала я в мыслях.
Туманный фантом только прикрыл глаза.
— Помни,
