этого будет достаточно для шумихи и скабрезных обсуждений в прессе. А… к черту!
Хватаюсь за чемодан одной рукой, другой приобнимаю Хейли за талию поверх необъятной куртки-парки, и мы выходим на резко остывший воздух. Судя по набежавшим невесть откуда облакам, в любой момент может повалить снег.
— В гостиницу? Или… ко мне? — спрашиваю перед тем как ловить такси.
Она улыбается открыто, тепло — так, что у меня внутри все сжимается в какой-то тягучий узел.
— Если у тебя еще не поселилась симпатичная соседка, то — к тебе, Фрэн.
Я поражен, даже растерян, но ничем не выдаю себя. Во все разы, что она приезжала раньше, мы всегда завозили чемодан в отель, а уже потом отправлялись гулять или ко мне, в Бруклин.
— И в этом тебе повезло, m’amour. Я одинок, как никогда.
Я пьянею от желания еще по дороге, в такси. Плевать на ее бесформенную парку, несуразные очки и тяжелые ботинки — таким сорванцом она мне нравится еще больше. Боже правый, как же мне ее не хватало. Я то и дело осыпаю ее губы дразнящими поцелуями, и краем глаза вижу осуждающий взгляд водителя. Ха! Да он просто завидует. Смотри за дорогой, приятель.
Как только щелкает замок в моей квартире, Симон со всех ног бежит нам навстречу, увидав Хейли, радостно гавкает и, играючи, набрасывается на нее. А она треплет его за уши и приговаривает всякие ласковости. Трогательно, ей богу. Я стаскиваю куртку, снимаю ботинки — мы дома.
Наигравшись с псом, Хейли замечает огромный букет и чуть не визжит от восторга. Она в два прыжка оказывается рядом с цветами, вдыхает их аромат и радуется как ребенок.
— Фрэн, они восхитительны! — оглядывается она, глаза ее смеются и сияют искренним восторгом. Я уже рядом, обнимаю Хейли со спины, стягиваю с хрупких плеч парку, и наконец, могу ощутить ее — тонкую, гибкую — в своих руках. Губы находят ее рот, и все вокруг замирает.
Это не дразнящий поцелуй в такси. Это алчный глоток путника в пустыне. Глубокий, ненасытный. Ее руки взлетают к моему лицу, охватывают скулы, скользят к шее, беспомощно впиваются в плечи. Меня захлестывает дикий восторг — мягкая изнанка ее губ, горячий язык, сладкая горечь нашей долгожданной встречи.
С трудом оторвавшись от сводящего с ума поцелуя, увлекаю Хейли наверх. Взять бы ее прямо здесь, на крутых ступеньках лестницы. Но пока я представляю эту возбуждающую картину, мы уже в спальне и я больше ни о чем не могу думать. Моя футболка, ее платье и нижнее белье, летит в сторону, словно ненужная шелуха…
Все ее трепещущее тело рвется ко мне, я чувствую жар, исходящий от медовой кожи, я вижу голод в ее глазах, и я понимаю, что время для нежности и ласки — потом. А сейчас мы оба охвачены единственным неодолимым стремлением — чудовищной жаждой друг друга.
Подминаю ее под себя, прохожусь горячей ладонью по роскошному контуру шеи, талии, груди — она вся моя, сейчас и здесь — только моя. А между ее гладких бедер уже скользко и я, сжав ее горло, так как она всегда любила — мягко и туго, — вхожу в нее рывком, на всю длину, до самого основания. Моя. Я не хочу закрывать глаза, кажется, стоит моргнуть — и все обернется сном. Толчок, другой. Глубже — она реальна, все это по-настоящему.
Под пальцами, сжимающими горло, легко бьется жилка неровного пульса, а вся она бьется подо мной в ритме, который задаю я. С жадно раскрытых губ срывается сладкий стон, отзывающийся терпким спазмом внутри меня. Адски тяжело сдерживаться, но я хочу видеть и чувствовать ее восторг, наслаждение. Я только сейчас понимаю, как безумно скучал по этим затуманенным истомой глазам.
Внутри меня натягивается струна, с каждым движением, с каждым рывком вглубь — звонко, сладко, гулко. Смотреть ей в глаза, ловить жадно раскрытые губы, вдыхать дурманящий запах разгоряченной до предела кожи. Прошлое, будущее, все наши мимолетные встречи на стыке времен, на границе выдуманных киношниками миров — все это снова и снова обретает сокровенный смысл. Она здесь сейчас, и она моя. Надолго ли? Не важно. Не важно.
Раз. Два. Три… Струна рвется.
***
— Фрэн.
— М-м-м?
— Какого черта, ты такой идеальный?
— Простите, мисс Дункан? — приподнимаюсь на локте, — не могли бы вы пояснить? — лениво улыбаясь, черчу пальцами на ее обнаженном бедре линии и круги. Потом целую ее в губы и с наслаждением взъерошиваю золотистые локоны вокруг ангельского лица. Ее волосы влажные после душа и пахнут моим шампунем, ведь чемодан так и стоит в прихожей у дверей — у нее не было ни малейшего шанса добраться до него. За окном еще ночь, а может рассвет — плотные шторы пропускают неясный голубоватый свет. Я потерял счет времени. Спальню мягким оранжевым свечением озаряют рождественские фонарики, предусмотрительно развешанные мною накануне.
— Когда ты успел так прокачаться? — ее шелковистая рука проходится по моему бицепсу, дразняще, ласково. — Когда мы виделись в прошлый раз, у тебя не было этих кубиков, — Хейли скользит щекой вниз вдоль мышц моего пресса, и я судорожно сглатываю, закусывая губу. Каждое ее прикосновение мучительно возбуждает. Она не сводит с меня глаз и касается губами самого низа живота, в зрачках ее пляшут чертята.
— Ну, знаешь, пару отжиманий, — я шумно выдыхаю, когда она спускается ниже. — Пару подтяжек, — голос хрипнет, а я не могу оторвать взгляда от того, что она делает. Ангел с порочной улыбкой.
Утром, а может днем, я открываю глаза и чувствую запах кофе, а Хейли нет рядом. Догадываюсь, что она уже хозяйничает на кухне, и от этого внутри разливается странное тепло. Прислушиваюсь — внизу тихо играет музыка, наверное, с ее телефона. Быстро поднимаюсь с постели и натягиваю свежую футболку и шорты, чувствуя душевный подъем, который я не испытывал уже очень долгое время.
Услыхав мои шаги на лестнице, Хейли вскидывает голову от телефона и улыбается:
— Фрэнсис, там снега навалило по колено, — радостно сообщает она, и я только сейчас обращаю внимание, что в доме необычайно светло.
— Ух, ты, — только и могу произнести я, заворожено глядя на сугробы за окном. Крыльцо соседнего дома почти полностью скрыто под снегом, а ветви платана под моей верандой, укрыты толстым белым покровом. Проезжая часть уже более или менее расчищена, но на обочинах стоят снежные холмы из машин.
— Агент сообщил, что на сегодня прослушивание отменяется, — воркует Хейли за спиной, и я разворачиваюсь со счастливой ухмылкой, подхватываю ее над полом и впервые за утро целую.
— Значит, сегодня ты целиком и полностью — моя?
Она игриво щелкает меня по носу:
— Похоже на то, Фрэнсис. Кофе будешь?
***
После Рима
