обернуться назад, но своей спиной, всем позвоночником, я чувствовал, как за мной кто-то идет, и мне показалось, что я даже слышал чье-то дыхание за спиной. Я резко повернулся, – никого не было, я выдохнул. Все это мне порядком стало надоедать, надо было продолжать идти, и я повернулся обратно, но тут же с криком отскочил назад: передо мной почти вплотную стояло ОНО, то самое нечто, которое я видел в окне и облезлой желтой комнате. В нос ударил отвратительный запах разлагающейся плоти. «Оно» вблизи было еще омерзительнее и страшнее, чем на расстоянии, вонючее, гнилое тело тряслось в судорогах, тонкие руки с обвисшей кожей тянулись ко мне, желая схватить и разорвать, нижняя челюсть отвисала до груди, а огромный язык вывалился наружу, и с него свисала слюна, лицо было бледное и покрытое гнойными нарывами. Я упал назад и начал отползать спиной от этого жуткого создания. Имея огромный рост, «оно», склонив голову, не помещалось в низкий коридор, с грохотом топало в мою сторону и очень быстро оказалось надо мной. Я остановился и сильно зажмурился. Ничего не происходило. Я боялся открыть глаза, но когда все же осмелился сделать это, то обнаружил, что на месте, где только что стояло это омерзительное создание, никого нет. Только жуткий запах все еще стоял в носу. Сердце почти выпрыгивало наружу, в висках стучал пульс, я пытался дышать, но было очень тяжело.
Я сидел на холодном полу, пытаясь прийти в себя, и когда мне это с трудом удалось, я увидел в конце коридора слабый свет. Поднявшись на трясущиеся ноги, я побрел в его сторону. Он становился все ближе и ближе, и я начал уже различать человеческую фигуру, которая держала в руках какой-то фонарь и светила на что-то на столе. Это был Влад. Он держал фонарь в руках и светил на исцарапанный грязный стол. Стол стоял в конце коридора в небольшом помещении размером 3х3 метра. А еще в этом помещении была грязная, уже проржавевшая кровать, стол, лампа, которая висела на стене и мигала, то оставляя нас в полной темноте, то вновь загораясь, и какой-то маленький люк в полу.
Влад продолжал светить на стол, на котором под слоем пыли лежала какая-то тетрадь, а сам стол был в глубоких царапинах, как будто кто-то ногтями царапал этот стол, и я, кажется, даже разглядел кусок ногтя, воткнутый в конце одной из борозд. На столе были лужицы красной, уже впитавшейся жидкости, по всей видимости, это была кровь.
Влад продолжал светить на эту тетрадь, глядя на нее по-моему не моргая, а я, посмотрев на нее, сдул с нее пыль, взял в руки и открыл.
Глава 7
Это был дневник, по-видимому, какой-то дамы, почерк был красивый, аккуратный.
«17 сентября 1967 года, 13-00.
Начались плановые учения по реагированию персонала при бомбежке завода. По сигналу сирены мы, побросав все вещи, спустились из наших рабочих кабинетов в бомбоубежище, расположенное под лестницей. Старшая в нашем корпусе по эвакуации назначена я, Покровцева Алла Борисовна. По инструкции следует записывать все, что происходит с нами во время эвакуации, в этот журнал. С собой взяты: рация, фонарь, мешок с сухим пайком и водой. В комнате находятся 12 спальных мест, печка с большим запасом угля и дров, тумбочки у каждой кровати. Нас 12 человек, из них 2 ребенка, дети нашей сотрудницы Аллы, она была назначена в другую группу и до окончания тревоги дети находятся под моим присмотром, 4 руководителя отделов, 6 рядовых сотрудников отдела проектирования.
18 сентября 1967, 12-45.
По рации до сих пор не передали об окончании тревоги. Запасы рассчитаны на 7 дней, поэтому пока все идет по плану. Продолжаем находиться в бомбоубежище до дальнейших указаний.
19 сентября 1967, 14-00
По рации передали об окончании общей тревоги, но нам приказали оставаться в убежище в рамках эксперимента, который главный врач городского психдиспансера решили провести, пользуясь таким случаем. Цель эксперимента – выявить проявление лидерских качеств и психологических отклонений у людей, на долгое время запертых в замкнутом пространстве, имитация нахождения в заваленном бомбоубежище во время военных действий. Нашу дверь закрыли снаружи. Не очень приятные ощущения. О сроках эксперимента так же не сообщили.
20 сентябре 1967, 13-00
У одного из руководителей разыгрался сильный кашель из-за сырости, которая начинает появляться в нашем убежище. Он кашляет и днем и ночью. В аптечке нет медикаментов от кашля. То, что там есть, вряд ли ему поможет.
22 сентября 1967, 14-00
Еды и воды остается на несколько дней. Мы начинаем сильно нервничать. Дети начали плакать и звать маму. Я начинаю ощущать сильные головные боли от нехватки кислорода и постоянного крика этих проклятых детей.
23 сентября 1967, 17-40
Еще несколько человек подхватили кашель. Я начинаю сильно беспокоиться о нашем здоровье. Мы отделили комнату на две части и поместили в одну из них больных. Я сообщила по рации о необходимости прекратить эксперимент, на что мне было отказано. Мы начали стучаться в дверь, колотить в нее как можно сильнее, но никто не отзывался.
24 сентября 1967, 12-35
Еда закончилась. Вода почти на исходе. Мы каждый час по очереди стучимся в дверь, чтобы нам ее открыли, и просим об этом в рацию, но нам перестали отвечать. Мы в панике. (Дальше почерк становиться более небрежным, как будто пишет совсем другой человек).
17 октября 1967, 09-00
Мы начинаем сходить с ума от голода, мы не ели уже более 2 недель, вода закончилась еще вчера. Мы не знаем, что делать. Нужно что-то есть. Семен Анатольевич сказал, что знает, что делать, и что во время войны они так спасались в осажденном Ленинграде. Он предложил немыслимое – съесть детей. Это чудовищное предложение я отвергла. Лучше умереть с голода, чем пойти на такой шаг.
20 октября 1967, 06-00
Я проснулась от ужасного детского крика, который стоял в комнате. Я боялась открыть глаза. Закрыв уши и зажмурившись, я продолжала лежать, боясь пикнуть. Даже сквозь сильно зажатые уши я слышала нечеловеческий крик. Я упала в обморок, а когда очнулась, все было уже кончено. Все сидели по своим кроватям и занимались своими делами. В комнате пахло жареным мясом и опаленными волосами. На столе были следы борьбы, девочки хватались за стол, но их явно тащили силой, было море крови, а весь стол был расцарапан ногтями. Я больше
