в последнее время кто-то упорно пытается пролезть в прошлое. Я пресёк уже несколько попыток. Этот человек или люди обладают запретными знаниями. Я могу предположить, кто это, но мои догадки требуют нешуточной проверки…»
«Чего тут понимать — Никанор. — Смысл прочитанного быстро стал до меня доходить. — Получается, что никуда он не делся, а всё это время пытался вернуть себе былое могущество. Тем более что человек, один раз создавший ключ, может сотворить их великое множество. Вот это новость! Выходит, где-то на отрезке более чем в четыреста лет ходит злодей, мечтающий перевернуть весь ход истории? — От этой мысли мне стало не по себе. — Никанору по большому счёту глубоко плевать на тех, кто будет жить после него. Но поскольку попасть в будущее он всё же может, ему не всё равно, каким оно будет лично для него. Решил править миром? Да ещё, наверное, со своим дружком? Чёрт! И убить его нельзя! Как там у них называется: Защита хронологии событий? Итак. Что мы имеем? Никанор сможет попасть в будущее через портал, открытый, например, мной. Попытки пролезть в прошлое уже были, но я ничего не открывал. Ну почти ничего! Значит, существует человек, который может открыть дверь, чтобы впустить бывшего магистра? А будущее необходимо Никанору, чтобы завладеть всеми ключами. Стоп! А как его ключ очутился в нашем времени? Передавался по наследству? Вероятнее всего. Спасибо, господа магистры, за элегантную подставу!»
Теперь я, наконец, понял, во что вляпался.
«…Остановить их можно только на своей территории. Предупреждаю: они опасны и пойдут на всё, вплоть до твоего устранения. Но не переживай. Пока ключи у тебя, им ничего не остаётся, как ждать удобного момента. Плохо то, что он когда-нибудь настанет. Тут уж извиняй: нужно быть готовым ко всему.
Это всё, что я успел написать. Кажется, ничего важного не упустил. Сегодня мне нужно на время убраться из города. Когда вернусь, я тебя найду. Себастьян».
В конце письма герб. Я порылся в столе и нашёл увеличительное стекло. Герб был небольшой, с рублёвую монету. На оттиске три перекрещённых ключа и цифры: вверху 5, внизу 9. По краям печати бумага была вдавлена по кругу. Вывод напрашивался сам собой — перстень. Потому что не вижу смысла делать такую маленькую печать, а для кольца — в самый раз. Несмотря на размеры, рисунок выполнен очень тонко: прорисованы даже зубчики и узоры на головке. При такой точности… Я начал перебирать ключи. Но увы, похожих ключей в моей связке не было.
Подойдя к окну, я понял, что уже глубокая ночь. Мысли, до этого гонимые мной в глухие уголки сознания, постепенно возвращались из мест принудительной ссылки. Слишком много свалилось на меня за один день. Практически вся прошлая жизнь рухнула в один миг. Всё, что я знал и понимал в свои тридцать пять лет, улетучилось, как дым от сигареты. Какая-то неведомая сила подняла меня над землёй и встряхнула так, что внутри не осталось ничего. Вся суета этого мира, вся боль и радость, любовь и ненависть ушли куда-то в сторону. Они толпились там, на обочине жизни, переминаясь с ноги на ногу, вероятно, ожидая, когда опять настанет их время. А настанет ли? Всего один день и одна ночь, а от прежнего меня не осталось и следа. С этими мыслями я подошёл к кровати и, не раздеваясь, повалился прямо поверх покрывала.
* * *
Закат над морем был пурпурным. Облака, гонимые ветром, принимали причудливые формы, напоминая растекающуюся кровь. Они плыли над головой, окрашивая воду и берег в равномерный бурый цвет. Рваные наконечники скал упирались своими пиками в небо, и казалось, что именно они были виновниками сочащихся небесных ран. Уходящее солнце розовым пятном подсвечивало этот пейзаж смерти. Но постепенно свет его угасал, стекая за горизонт, а облачные краски тускнели, приводя пейзаж в порядок.
На самом краю обрыва стояла девушка. Широко раскинув руки, она громко смеялась, подставляя лицо и тело уходящему свету. Её длинные чёрные волосы развевались от набегающих порывов ветра, а сама она чуть вздрагивала от холодного прикосновения стихии. Бронзовое в отблесках заката тело не имело изъянов. Грудь, шея, изгибы фигуры говорили о совершенстве этого творения. Девушка не стеснялась наготы. Казалось, она не замечает такую мелочь, целиком отдаваясь своей забаве. Я стоял неподалёку и любовался невероятным зрелищем: богиня на фоне кровавого заката.
«Не помешаем?» — услышал я чей-то голос. Из-за моей спины по направлению к девушке шли два ангела. Они совершенно не обращали на меня внимания. От них исходило невероятно яркое сияние, которое не могли затмить отсветы заката. Оно растворялось где-то внутри ангельских серебристых контуров.
— Семангелоф, — ответила девушка, не поворачивая головы. — Что тебе здесь нужно? Хотя… дай угадаю? Ты пришёл за мной?
Она повернулась. Её лицо было столь же прекрасно, как и тело идеальной женщины, соблазнительной и неприступной. Только холодный взгляд не вязался с недавними эмоциями упоения жизнью.
— Да ты не один? — продолжала она с усмешкой. — Неужели я так важна для Него, что целая делегация пришла меня навестить? Какая честь!
— Мы пришли вернуть тебя, — ответил тот, кого она назвала Семангелофом. — Этот мир создан не для тебя. Ты ведь знаешь, как Он не любит, когда что-то вмешивается в Его планы? Советую не злить Создателя.
— Иначе что? — с той же иронией в голосе спросила девушка.
— Мы убьём тебя, — ответил ангел равнодушно.
— Это как?
— Лишим жизни. Как дали, так и заберём.
— Может быть, ты не знаешь, но Отец создал меня бессмертной, вложив частицу себя. Меня нельзя убить. Тело — да, это прах, но душу…
— Мы это знаем, Лилит. Страдания души порой страшнее мучений плоти. Ты это скоро поймёшь. Он не спросил тебя, даря жизнь, не спросит, и отнимая её. Единственное, что Бог не сможет сделать, — это защитить тебя от себя самой. Спасти — против твоей воли. Ты стала ошибкой творения, а ошибка — это то, чего нельзя исправить. Поэтому не упрямься и дай нам закончить то, ради чего посланы.
— Я не вернусь в Эдем, — отрезала Лилит. — Адам не захотел по достоинству оценить мою любовь. В его планах женщина не более чем инструмент для удовлетворения своих желаний. Он назначил себя главным только лишь потому, что первым появился на свет. Кто дал ему право распоряжаться моей жизнью? Где справедливость, которая всегда так ценилась в вашем круге? Подчинить жизнь законам любви — не в этом ли смысл эксперимента? Почему же он покорял любовь во имя
