улыбнулись, стали глядеть, как он шагает по тропинке, плохо понимая куда, зная только, что хочет прочь, подальше от любопытных глаз, от длинных языков; он шел и дышал стремительнее, чем ему бы хотелось, замедлил шаг только за пределами деревни, возле куч торфа, накрытого синей, оранжевой и белой пленкой — она была обвязана веревкой, но все же хлопала на вечернем ветру. Он миновал огород, грядки с картофелем, капустой и луком, обложенные толстым слоем гниющих водорослей, с земли что-то склевывали куры. Ему встретились три коровы, две свиньи, еще нескольких кур, четыре осла и стадо овец, которые щипали травку: на тропинке она росла гуще; тропинка стала совсем узкой, когда он попал из деревни в дикую часть острова, земля под ногами сделалась влажной, трава здесь пожелтела и высохла, пожухла и погорела на ветру. Тут и там прыгали, резвились кролики, птицы вспархивали из травы, перекликались, улетая вверх, к вечернему солнцу. Он засвистел и пошел дальше, приостановился, когда тропка закончилась, исчезла в траве.
Огляделся, пытаясь понять, куда дальше, ничего не нашел и зашагал прямо по траве к самым отвесным утесам, помедлил, чтобы зарисовать дерево, сбитое ветром в плотный шар переплетенных со стволом ветвей, потом еще — зарисовать озерцо с солнечными бликами на воде. Он гудел себе под нос, поднимался на холмы в поисках утесов, которые приехал рисовать, отметил, что здесь уклоны куда круче, что здесь, в западной части острова, если идти в направлении вечернего солнца, которое все еще стоит в небе высоко, выше, чем он привык, начинает ломить икры. Внутри зародилась дрожь предвкушение
возбуждение
автопортрет: свидание вслепую
Он подошел к краю утеса, наклонился вперед, закрыл глаза правда из книги лодка с ногами неправда из книги поющие лодочники неправда правда все одно утесы как ответ
Он открыл глаза, глянул вниз с утеса. Пнул пожухшую от ветра траву пастель синий зеленый
оттенки розового
воскресные художники ограда парка
ты недостоин
масляной краски
плесени
дождь и холод
капусты
картофеля
зажаренной рыбы
Он плюхнулся на траву, закрыл лицо локтями. автопортрет: после свидания вслепую Подсчитал потери, деньги, потраченные на переправы, поезда и автобусы, аванс за дом, еще расходы на путешествие к югу к подсолнухам
красным крышам
растрескавшейся земле
блеску моря
к тому, что уже написали
Встал, еще раз взглянул на утесы, в надежде увидеть их иначе, такими, как в книге. Покачал головой, повернул назад к деревне, пошел по закраине острова, под напором усиливающегося ветра. Засунул шляпу в карман, ошеломленный яростью порывов, карабкался вверх в поисках тропы, высматривал путь обратно к себе в коттедж, чтобы сложить вещи и уехать с лодочниками, вернуться
обратно
к сытым
самодовольным
дельцам
их душечкам
ауэрбаху
бекону и Фрейду душечки дельцов душечка-делец
Ветер задул так, что он упал на колени, плохо понимая, как вернуться. Дополз до верхней точки склона, до края острова, в надежде увидеть огни деревни. Посмотрел вниз. На утесы. Прямо как в книге — косматая крепкая буйная красота, грохот волн, разбивающихся о камни в двухстах футах у него под ладонями и коленями. Он плюхнулся на живот, вытянулся дальше за край, мощь волн, ударяющих в скалы, сотрясала ему плоть и кости красота
нездешняя
незримая
ненаписанная
достойная
масляной краски
Он рассмеялся
плесени
дождь и холод
картофеля
зажаренной рыбы
Он так и лежал на животе, глядя, как закатное солнце озаряет западную стену утеса, световое шоу из нездешних тонов розового, красного, оранжевого и желтого, таящегося в камне, цветов, которые он никак не ждал отыскать так далеко на севере. Он зарисовал их в блокнот, пополз на четвереньках вдоль края утеса, чтобы взглянуть на пещеры и арки, высеченные океаном, зарисовать селедочьи плавники, бакланов и крачек — они кричат и заляпывают камень жирным белым удобрением, которое камню не впитать, зарисовал, как здесь, далеко на севере, падает свет, зная, что на рассвете падать он будет иначе, и в полдень тоже, иначе в четыре часа дня, в дождь, туман, зимой, осенью, летом, весной, перекличка солнца и камня, бескрайняя, бесконечная.
Он перекатился на спину и посмотрел в потемневшее небо, продолжая гудеть одна правда
две правды
три правды
а лодочники все же поют на веслах
но
только
не
Для
меня
Утром, позавтракав кашей, чаем и хлебом, он задал Бан И Нил вопрос. Произнес его медленно, проговаривая каждый слог.
Вы знаете, когда приходит почтовое судно? Она выключила радио, крикнула. Примчался Джеймс.
Bi ag caint leis, сказала она.
Вам чего? — спросил мальчик.
Почтовое судно. Когда оно приходит?
Завтра, мистер Ллойд.
А я думал, сегодня.
Сегодня воскресенье.
Мне нужен мой багаж.
По воскресеньям суда не ходят, мистер Ллойд.
И что мне делать до завтра?
Джеймс пожал плечами.
Ждать.
Ллойд вынес стул на улицу, поставил на сланцевую плиту, вкопанную в землю у входа в его коттедж. Открыл блокнот, стал зарисовывать деревню, коттеджи, домики, мужчин и женщин, передвигавшихся от двери к двери, собак, кошек и кур на единственной улице. Зарисовал море, тропу, ведущую к морю. Зарисовал Джеймса, который шел к нему с чашкой и тарелкой, чаем и хлебом, в чай уже добавили молока, на хлеб намазали тонкий слой масла и варенья.
Это вам подкрепиться, мистер Ллойд.
Спасибо, Джеймс.
Он взял у него чашку и тарелку.
Аты сегодня чем займешься?
На мессу пойду.
Я не видел церкви.
В здании школы.
А священник?
Джеймс пожал плечами.
Бан И Нил что надо знает.
Джеймс ушел, Ллойд продолжал рисовать островитян: они приоделись, мужчины в костюмах, волосы зачесаны назад, женщины в платьях, кардиганах, с подкрашенными губами.
картины острова: воскресная месса
Михал помахал рукой, окликнул.
Пойдете, мистер Ллойд?
Ллойд покачал головой.
Это не для меня.
Взял пальто, шляпу, засунул блокнот и карандаш в карман и пошел по краю острова, держа вслед за солнцем к югу и востоку, — здесь подниматься по склонам было не так мучительно. Посидел на траве, посмотрел в морскую даль вокруг острова: солнце блестело на водной глади, птицы ныряли, охотились, а он грелся на солнце вдали от Лондона, от других, от них, их выставок, рецензий, рукоплесканий, их сцены
от нее
там
среди них
душечка-делец
среди них
в ее среде
не моей
Он лег. Стал ждать. Хотя ветер и холодил. Сел, еще раз посмотрел
