Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
class="p1">Наш жизненный уклад ничуть не изменился за тысячелетия – мы жили ровно так, как жили до этого предки наших предков. Мы не знали, что такое электричество, телефон, автомобиль, и уж тем более ничего не слышали про телевидение или Интернет. Наш мир был закрыт от постороннего вмешательства, и это очень влияло на наше мироощущение.
Как и все в моей семье, я не знаю точно, сколько мне лет. У сомалийского ребенка не так много шансов дожить до года, поэтому никому даже в голову не приходит запомнить день его рождения. Мы в семье ничего не знали об общепринятых мерилах времени – календарях или часах. Мы ориентировались в мире по сезонам и движению солнца – очередность дождей подсказывала нам, когда пора менять стоянку, а положение солнца в небе определяло наш распорядок дня. Моя тень падает на запад – утро, а если тень подо мной – значит, сейчас день; а если она удлиняется, то пора бежать домой, иначе затемно не вернешься.
Мы никогда ничего не планировали – встал утром и подумал, что нужно сегодня сделать. В Нью-Йорке люди часто спрашивали меня что-то вроде: «Как насчет встретиться четырнадцатого? Ты не занята? Или, может, тогда пятнадцатого?» Сколько я ни старалась вести дела так же, у меня не получалось. Я просто не понимала, зачем так делать. Та же история у меня была с часами – я до сих пор их не ношу. На Западе все постоянно куда-то спешат. В Африке жизнь течет размеренно. Если ты договорился встретиться с кем-то в полдень, то, значит, раньше четырех-пяти к тебе никто не придет.
На Западе все постоянно куда-то спешат. В Африке жизнь течет размеренно. Если ты договорился встретиться с кем-то в полдень, то, значит, раньше четырех-пяти к тебе никто не придет.
В Сомали мне даже в голову не приходило строить планы на будущее или разговаривать о прошлом. Я никогда не спрашивала маму о ее детстве, о ее родителях. Я и сейчас мало что знаю об истории моей семьи, только теперь меня это очень сильно беспокоит.
Что я знаю точно о своей матери, так это то, что она невероятно красивая. Да, вы можете подумать, что я просто говорю то же, что и любые другие любящие дочери, но поверьте, она действительно обладала очень редкой красотой. Черты ее лица напоминали скульптуры Модильяни, а кожа ее была такой смуглой и гладкой, будто она выточена из черного мрамора. Зубы же, наоборот, были ослепительно белоснежными и всегда очень выделялись даже в кромешной темноте. Волосы были длинные и прямые, очень мягкие. Гребней у нас не было, поэтому она расчесывала их ладонью. Еще она была очень стройной и высокой – такую фигуру унаследовали все ее дочери.
Характер у нее очень спокойный, даже тихий. Но стоило ей заговорить с кем-нибудь, как она тут же начинала шутить и смеяться. Шутила она постоянно – большинство шуток были очень смешные, некоторые были неприличными, а иногда она просто говорила какую-нибудь чушь, чтобы расшевелить нас. Больше всего она любила называть меня Авдохол (маленький рот): «Эй, Авдохол! А чего ротик-то у тебя такой маленький?»
Отец тоже был очень красив и всегда понимал это. Он был высокий, худощавый немного и чуть светлее мамы кожей и волосами. Чувствовал он себя очень уверенно и постоянно дразнил маму, мол, ему не составит труда найти себе жену, пусть поостережется. Она отвечала ему тем же. Родители искренне любили друг друга, но, к сожалению, в один день эти шуточки стали правдой.
Мама родилась в столице, в Могадишо, а отец был потомственным кочевником. Она влюбилась в него с первого взгляда и решила, что скитаться по пустыне с таким красавчиком было бы очень романтично. Отец пошел просить разрешения на брак у бабушки (дедушки в тот момент уже не было в живых), но та ответила ему резким отказом. Она сочла отца гулякой и не могла позволить своей красавице дочке загубить свою жизнь, скитаясь с ним по пустыне. Мама ее не послушала и, когда ей исполнилось шестнадцать, сбежала из дома за отцом.
Жизнь в пустыне оказалась для мамы не такой романтичной, как она думала. Мама выросла в богатой и знатной семье и не знала, что такое борьба за существование. Но еще хуже было то, что они с отцом принадлежали к разным племенам: он к дарудам, а мама к хавийе. Сомалийцы, как и индейцы, фанатично преданы своему племени – это и было основной причиной многочисленных войн.
Даруды и хавийе враждовали, и потому семья отца не приняла маму, считая, что ей далеко до добродетелей, которыми славится их племя. Мама чувствовала себя очень одинокой и несчастной – позже, когда я сама сбежала из дома, я поняла, каково ей было.
Рождение детей скрасило мамину жизнь и наполнило ее любовью, которую она не могла получить в племени отца. Но только сейчас я начала понимать, чего ей стоило выносить и родить двенадцать детей. Помню, что беременная мама уходила вдруг на пару дней, а потом возвращалась с младенчиком. Она рожала в одиночку в пустыне, а пуповину перерезала острым камнем. Как-то раз мы были вынуждены сняться со стоянки, пока она была в пустыне, и тогда она догоняла нас четыре дня. Шла с новорожденным на руках, высматривая в пустыне мужа.
Мне всегда казалось, что я была ее любимицей. Мы всегда очень хорошо друг друга чувствовали и понимали, и до сих пор я каждый день молю Аллаха позаботиться о маме, пока меня нет рядом. Я с раннего детства ходила за ней словно хвостик и всегда с нетерпением ждала вечера, когда смогу наконец побыть рядом с ней.
Мама учила меня плести корзины, и мы много часов провели бок о бок, пока она учила меня делать из них маленькие чашки для молока. Но мне было далеко до ее мастерства – у меня все получалось каким-то дырявым и клочковатым.
Каждый месяц мама куда-то уходила одна и возвращалась лишь к вечеру. Но где она была, неизвестно. Я попыталась разузнать, но мне лишь велено было не совать нос во взрослые дела. В Африке детям не положено знать многого, тем более про родительские дела. Но однажды я не смогла усмирить любопытство и тайком проследила за ней.
Мама встретилась с пятью другими женщинами, они удобно устроились под красивым деревом, прячась от полуденной жары. Я видела, что они пьют чай и едят воздушную кукурузу, но о чем они разговаривали, я так никогда и не узнала. В какой-то момент мне надоело подглядывать за ними, и я решила показаться. Отчасти потому, что мне было интересно попробовать то, что они ели. Я робко приблизилась к маме.
– Ты тут откуда взялась?
– Шла за тобой.
– Ах, какая плохая девочка! Непослушная! – начала ругаться мама.
Но остальные женщины только посмеялись и начали подзывать меня к себе. В итоге воздушную кукурузу я попробовала.
В детстве и юности у меня не было возможности познакомиться со всем остальным миром. У нас не было книг, телевизора, туристических поездок, кино – я считала, что везде люди живут так же, как и мы. И я никогда не думала о том, что моя мама выросла в абсолютно другом мире. До 1960 года южные области Сомали были итальянской колонией, что очень сильно повлияло на культуру и образ жизни. Могадишо как раз лежал на юге, и там основным языком общения был итальянский. Мама умела на нем разговаривать, и иногда, когда очень сердилась,
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
