мои товарищи! Сегодня цикл наших паранормальных приключений можно назвать открытым! Дорога привела нас с вами в этот район, а все для того, чтобы сошлись наши пути с дорогой духа горбатой старухи.
И все верно говорил наш голубоглазый поэтишка, действительно в Останкино ходили слухи о колдунье, закопанной когда-то давно заживо в этом самом округе. Гуляли истории работников телецентра о бабке, явившейся в неположенные для посещения зоны перед громадным пожаром, а к тому же сказавшей, что пахнет гарью в этом месте. Шептали о том, что появляется ведьма либо перед какими-то отвратительными событиями и предсказывает их, либо сама и призывает кошмары в жизнь несчастного встречного.
— Ну и бред… — закатил глаза Чехов, типично державший руки на груди. Волосы были прилизаны назад, превращая его лицо в нечто, напоминающее яйцо. — может отставите это мракобесие и пойдем домой?
— Жень, никто из ребят не хочет идти домой. Если что-то не нравится, сваливай.
Булгаков поймал себя на мысли, что никогда не смог бы ответить также, а потом на мысли, что опять завидует другу, потом на мысли, что ему снова стыдно, потом насупился, покраснел и надвинул берет на лоб, словно прячась.
Есенин с Чеховым стояли напротив друг друга, пожирая глазами лица противника. Ваня не понимал, когда все пошло не так и почему. Хорошие друзья грызутся на каждой встрече? Так нельзя, это ни в коем случае не дружба. Неужели два парня, что за короткий срок стали семьей способны теперь так агрессивно пепелить злые лица друг друга? Чехов и Есенин должны были быть друзьями, так было и будет всегда, противоположности же притягиваются… Но давайте вспомним теорию подковы- полюса, на деле, ближе чем все остальные точки к друг другу. Значит и Женя с Ваней не такие разные, чтобы кричать и злиться на друг друга, что же случилось? Ответа ни знал никто.
Юноши шагали в сторону здания Телецентра, сияющего своими пестрыми клеточками штукатурки по всем стенам. Коровьев, идя в ногу с рыжим лидером, спрашивал его как же он собирается ловить эту дьявольскую пенсионерку, а Есенин утверждал, что нет варианта лучше, чем всматриваться в толпу и, если кто-то заметит горбатую бабульку в черном, бежать расспрашивать о темах, близких в теме судьбы. Чехов, шагающий позади, повторно спросил не лучше ли пойти домой, за что Хеттский чуть не сломал ему нос. Базаров переглянулся с Булгаковым, словно извиняясь перед друг другом за поведение лучших друзей.
Пятерка устроилась на лавочке, направленной в сторону телевизионного центра, и начала осматривать каждого из той толпы муравьев, шныряющей туда-сюда по этой освещенной дневным солнцем улице. В основном шагали работники гордой сферы медиа- журналисты, звукорежиссеры, ведущие и прочие несчастные работники несправедливейшей отрасли. Вы только представьте, всю жизнь творить в таких общественных областях, однако понимать, что все хоть раз слышали твой голос или видели твое лицо, но никто, вообще никтошеньки, не знает, как тебя зовут! Коровьев сильнее загордился что он музыкант, ведь его будут знать кучи прекрасных людей. Базаров испугался, что станет известным врачом и его будет хоть кто-то знать. Булгаков задумался, что даже если будет сильно стараться, все равно никто не будет его знать. Чехов сжигал глазами Есенина, Есенин искал бабку взглядом в кучах разных людей.
А что произошло дальше толком разглядеть никто не смог, Витя, Саша и Женя опомнились только когда увидели бегущих в левую сторону Ваню и Адама. Они неслись, размахивали руками, врезались в каких-то дикторов и телеведущих, а те идеальными радиоприемными голосами ругали спешку и неосторожность парней. Остановили свой пыл джентльмены около какой-то напугавшейся бабушки, горбящейся и скрывающей тело под черным плащом, все еще лицо было порезано морщинами, а ростом она была с собаку- так сильно гнулась к земле.
— Извините, а Вы случаем не ведьма?
— Мне кажется, Вы немного старше тысячи лет.
— Вы верите в Иисуса Христа?
— Сколько мне жить осталось, не скажите?
— А Вы в этом районе бродите, потому что в центре церковь слишком большая, да?
— Скажите, что завтра будет?
— Я женюсь?
— Скажите, а наш друг, Женька Чехов, он не уедет случаем куда-нибудь далеко на очень долгий срок и на глазах моих появляться больше не будет?
— Есенин!
— Ну что?
Парни схватили несчастную клиентку пенсионного фонда за плечи и с каждым вопросом перетягивали в свою сторону. Особенно резко дергал Ванька Есенин, словно планировал вправить плечи бабульки обратно и сделать ее опять молодой и красивой. Коровьев начал новый вопрос, но его прервал резкий старческий вопль:
— Помогите!
Несколько неравнодушных человек, кинулись вызволять потерянную от страха старуху из рук злой, жестокой молодежи. Перед глазами двух ничего не понимающих парней все словно сплелось в один цвет, толпа с их мелькающими толстовками и брюками металась как радуга на дождливом небе, и пришли в себя они лишь когда их руки схватили и потащили за собой.
— Дураки! Идиоты! Прикопались к несчастной пожилой леди! — шипел под ухом Коровьева привычный всем журящий голос Чехова. — Да не плетитесь вы как больные бараны в конце стада! Полицию вызовут и будете до старух в камере докапываться! Идиоты!
Чехов бежал впереди всех, оглядываясь назад, выслеживая полицию, что, по его мнению, обязана была оказаться рядом! Базаров и Булгаков тянули любителей бабушек за руки, пока те не вышли из состояния куража и не стали способны бежать самостоятельно. Ветер нес в себе крики Жени о глупости безнаказанности Вани и Адама, пока те не попросили его закрыть рот и перестать журить, ведь сделанного не воротишь.
— Как идиоты ведете себя вы, вытаскивать должен я! Скажите спасибо, что вообще решил помочь вам!
— Спасибо огромное, о мистер добрая душа! — Есенин оттянул бежавшего впереди Чехова за воротник и остановился, так что Женя упал ему под ноги. — Мы же умоляли, чтобы ты нам помог! Нашелся, спасатель!
— Правду говоришь, Вань. Ты, Чехов, меня конечно прости, но спасать нас- твое решение. Мы бы поблагодарили, если бы ты не втирал о том какой ты молодец каждую минуту!
— Так я еще и виноват? Стойте, неужели это я обижал несчастную пенсионерку? Вы просто не видите, как много я делаю для нас!
— Да пошел ты к черту! Ты помог нам не из искренности, ты просто хотел, чтобы мы тебя уважали! — закричал Есенин.
— Значит так… Да сам ты вали куда подальше, Иванушка-дурачок! — Чехов резко свернул в сторону и растворился в переулках столицы на глазах друзей.
Четверо парней вглядывались в уходящую фигуру, и каждый думал о своем. Каждый понимал, что любая
