тот, кто ее установит, прибегнет, пожалуй, к весьма сильным мерам. В этом коренится общая причина, почему среднее состояние столь непрочно и встречается так редко.
Schr. I, 237—238 (K)
Если состояние золотой середины должно быть достигнуто борьбой между сторонниками обеих крайностей, то это весьма опасное дело. Только полная утрата сил обеими партиями сможет их склонить к этому, а в таком случае власть над ними легко захватит третий.
Schr. I, 238—239 (K)
Дело вовсе не в том, чтобы солнце в какой-либо монархии никогда не заходило, чем прежде так гордилась Испания[50]. Важно, что видит солнце во время своего движения над этим государством.
Schr. I, 240 (K)
...Высшая степень политической свободы непосредственно примыкает к деспотизму. Как прекрасно, что в английской конституции республиканская свобода уже ранее слилась с монархией, чтобы предотвратить полное превращение демократии в чистую монархию или деспотизм.
Schr. I, 240 (K)
Много говорят о хороших королях, которые в сущности менее всего были хорошими королями, а просто хорошими людьми. Это в высшей степени нелепое смешение понятий...
Schr. I, 240—241 (K)
Если бы явился величайший учитель человечества и основал бы школу для воспитания совершенных людей, а все школьные наставники, из боязни потерять клиентов, сговорившись, начали бы жаловаться на него, пытались бы совратить его детей, усердно посылали ему отвратительных типов и среди них даже переодетых женщин с венерическими болезнями, приказывали бы доставлять им водку, вкусные яды и т. д., — как могло бы существовать подобное заведение? И если бы действительно там пошло все вкривь и вкось, какое право имели бы тогда завистливые наставники писать на весь мир: quid dignum tanto tulit hie promissor hiatu?[51] Виноват не его план, а они, наставники, со своими кознями.
Schr. I, 241 (K)
Утвердить равенство и свободу так, как это мыслят сегодня многие, означало бы дать одиннадцатую заповедь, благодаря которой были бы отменены прежние десять.
Schr. I, 241 (K)
Прежде при обращении в новую веру пытались искоренить мнение, не затрагивая головы. Во Франции поступают теперь проще: мнение отсекают вместе с головой.
Schr. I, 242 (K)
В настоящее время гробом господним французской монархии[52] стремятся овладеть немцы, англичане, французы, пьемонтцы, испанцы, португальцы, неаполитанцы и голландцы. Удастся ли им это?
Schr. I, 242 (K)
Еще вопрос, благодаря чему свершено в мире больше дел — благодаря сказанному основательно или сказанному только красиво. Сказать что-либо очень основательно и в то же время очень красиво — дело трудное; по крайней мере в тот момент, когда ощущаешь красоту, не всегда улавливаешь основательность. Порицают плоскую болтовню, которая печатается сегодня по политическим вопросам во Франции. Я думаю, что эти упреки сами несколько плоски и показывают, что пером этих критиков водит только догматизм, а не знание человеческой природы. Ибо эти книги пишутся не для человечества вообще и не для абстрактного разума, а для конкретного человека, принадлежащего к определенной партии; и своей цели они безусловно достигают лучше, чем произведения, рассчитанные на абстрактного человека, которого никогда не было и никогда не будет.
Schr. I, 242-243 (K)
Что при всем неравенстве сословий люди могут быть одинаково счастливы, это, как мне кажется, и не проблема. Стоит только попытаться сделать каждого настолько счастливым, насколько это возможно.
Schr. I, 243 (K)
Было бы превосходно, если бы можно было изобрести руководство, как превращать людей «третьего сословия» в нечто, напоминающее бобра. На всем белом свете я не знаю лучшего животного: он кусается только тогда, когда его поймают, но трудолюбив, полон семейных добродетелей, искусен в постройках и дает превосходную шкуру.
Schr. I, 246 (K)
Я отдал бы многое, чтобы точно узнать, для кого собственно были свершены подвиги, о которых официально говорят, что они де свершены «на благо отечества»?
Schr. I, 246 (K)
Я, конечно, не могу сказать, будет ли лучше, если все будет по-иному, но вот что я могу утверждать: все должно быть по-иному, если все должно стать лучше.
Schr. I, 246 (K)
Построить республику из материала свергнутой монархии, конечно, трудная проблема. Дело не пойдет до тех пор, пока каждый камень не будет вытесан по-иному, а для этого требуется время.
Schr. I, 253 (K)
Люди ожидают теперь так много от Америки[53] и ее политического состояния, что желания всех просвещенных европейцев, по крайней мере тайные, имеют, можно сказать, западное отклонение, подобно магнитным стрелкам наших компасов.
Schr. II, 76 (K)
Человечество можно было бы разделить на три класса[54].
1. Neque ora neque labora;
2. Ora et non labora;
3. Ora et labora.
Schr. II, 144 (K)
Все, что говорится о пользе и вреде просвещения, можно бы очень хорошо представить себе на примере огня. Он является душой неорганической природы, умеренное пользование им делает жизнь приятной, он согревает нас зимой и освещает наши ночи. Но для этого необходимы светильники и факелы. Освещение же улиц путем поджога домов весьма скверное освещение. Да и детям не следует разрешать играть с ним.
Schr. II, 145 (K)
Декарт говорит в одном письме к Бальцелю, что уединение нужно искать в больших городах, и для этой цели он рекомендует Амстердам, из которого послано письмо. Действительно, я не понимаю, почему гул биржи не может быть столь же приятен, как шум дубового леса, особенно для философа, который не занимается коммерческими делами и может разгуливать среди купцов, как среди дубов: ведь и купцы, со своей стороны, в суматохе и делах столь же мало обращают внимания на досужего странника, как дубы на поэта.
Schr. II, 179—180 (K)
С момента изобретения письма просьбы много потеряли в своей силе, а приказы, напротив, выиграли. Это плохой баланс. Письменные просьбы легче отклонять, а письменные приказы легче отдавать, чем устные. И для того, и для другого надо иметь смелость, а когда это приходится делать устно, ее часто не хватает.
Schr. II, 180 (K)
Великих мира сего часто упрекают, что они не сделали всего того хорошего,
