Это немного омрачает ситуацию, и моя беспечность на секунду притупляется.
Вчера в самолете я нервничала и думала о том, что мне будет кошмарно сложно начать новую жизнь так далеко от дома и родителей, но как только я сошла с эскалатора и увидела…
Повернув голову, смотрю на точеный профиль Алекса.
У него на голове бейсболка с эмблемой «Нью-Йорк Янкиз» и капюшон толстовки. Выглядит он глубоко задумчивым.
С тех пор, как я увидела его вчера, мне уже все без разницы. Если он поблизости, я смогу ассимилироваться со скоростью света хоть в Ираке. Именно поэтому мне просто необходимо, чтобы все стало как раньше! И я хочу, чтобы он тоже это понял и перестал на каждом шагу ставить мне палки в колеса. Неужели он не понимает, как легко можно все разрушить нашими… сиюминутными прихотями. Да, черт возьми, теперь я прекрасно знаю, что он тоже этого хотел.
Обрывки моих воспоминаний вихрем проносятся в голове, глаза опускаются на его губы. Я так и не вспомнила наш первый поцелуй и это выводит меня из себя больше всего.
Черт.
Черт.
Черт.
Тряхнув головой, обеими руками хватаюсь за его бицепс и спрашиваю беспечно:
— Как называется эта улица?
— Не имею понятия, — отвечает Алекс, напрягая мышцы, потому что мои ноги просто разъезжаются в разные стороны.
По всем каналам трубят про гололед и про то, что городские больницы завалены переломами. Я не хочу стать одной из этих жертв, поэтому цепляюсь за Немцева еще крепче, потому что в отличии от меня, он чувствует себя очень уверенно.
— Ты же знаешь, куда идти, да? — улыбаюсь, заглядываясь на украшенную сверкающими звездами витрину “Тиффани”.
У меня на шее болтается их известная подвеска в форме ключика, которую Немцев подарил мне на позапрошлый Новый год, перед тем, как подписать контракт на работу в своей лаборатории. Он ее узнал, чем снова взволновал мои расшатанные нервы.
— Не уверен, — говорит, тормозя нас на светофоре и осматриваясь. — Здесь дорогу перекрыли, придется обходить.
— Тебе нравится тут жить? Не думал перебраться ближе к океану?
— Здесь предлагают лучшие условия для лабораторной практики.
— Я не про это, Алекс. Я про мечту. И про твои желания. А не работу, — тихо смеюсь, ударив его кулачком в плечо.
— Намекаешь на то, что зануда из нас все-таки я? — повернув ко мне голову, спрашивает Алекс.
— Ты гений, — мурлычу, улыбаясь.
Алекс довольно улыбается мне в ответ, чуть щуря свои зеленые глаза, и ровно говорит:
— Здесь таких полно.
Замерев, смотрю на него в ответ не моргая, потому что перед глазами вспыхивает картинка…
Твою мать!
К щекам приливает кровь. Парализовано чувствую приливы крови в тех местах, которым я бы посоветовала заткнуться!
Под трусами у него все в полном порядке…
Настолько, что ниже пояса у меня вдруг все напрягается и сжимается, а потом ноет и требует…
Господи, Немцев!
Смотрю на него, не зная смеяться мне или плакать!
В его трусах помимо… сглатываю слюну… помимо всего прочего…
Мамочки…
Помимо всего прочего есть татуировка в виде подковы! Прямо над… над…
Что за идея такая! Только он мог до такого додуматься! Это, что, на удачу?!
Меня раздирает от потребности спросить и от потребности посмотреть на его ширинку.
Прикусываю язык и сжимаю губы.
Его взгляд становится пристальным и таким… опасным. Будто он загнал меня им в угол, и не собирается отпускать.
— Что с тобой? — выгибает светлые брови, с любопытством рассматривая мое застывшее в ужасе лицо. — Вспомнила что-то интересное?
— Э-э-э… — прячу от него глаза, — Ничего. В моем мозгу просто белое полотно. Ну знаешь, там где должен был быть вчерашний вечер, там, слава богу, чистый лист!
Отпускаю его бицепс и засовываю руки в карманы. От греха подальше.
Алекс молчит, награждая меня в ответ тяжелым взглядом. На его скулах пляшут желваки, так сильно он сжимает челюсти, и я опускаю глаза, разглядывая носы его потрепанных жизнью Тимбов. Не могу же я ему сказать, что только что вспомнила какой бархатный на ощупь его член! Какой он правильный и не маленький, когда он возбужден…
Может быть в добавок ко всему я вспомню какой он на вкус?!
Боже…
И от этого воспоминания в животе зарождается теплый вихрь, который спускается мягким топлением между моих ног.
— Адель, ты же знаешь, что можешь сказать мне все что угодно, да, милая? — делает он ласковый голос.
— Да… потому что мы лучшие друзья, — решаю ему напомнить, растягивая губы в картонной улыбке.
Выходит паршиво, потому что Алекс не спешит улыбнуться в ответ. Между нами повисает тягостное молчание, перерастающее в почти осязаемое напряжение.
— Верно, друзья… подруга, — выдает Немцев и делает шаг в сторону дороги, отворачиваясь первым. — Зеленый загорелся. Не отставай, потеряешься, искать не буду.
— У меня навигатор есть! — рычу ему в спину, борясь с желанием запустить в его светлую башку пригоршней снега.
Почему он так упорно сопротивляется тому, чтобы мы вернулись в ту точку в которой были до вчерашнего вечера? До того момента, пока не залезли друг к другу в трусы? Да я почти уверена, что его пальцы побывали в моих!
И от этой мысли щеки начинают гореть огнем.
— Он тебе никогда не помогал.
Обиженно поджимаю губу и выдыхаю в беззвездное Нью-Йоркское небо.
— Алекс… — прошу примирительно, возвращая ладонь ему на бицепс. — Давай не будем…
— Отстань, зануда, — раздраженно бросает он через плечо, скидывая мою руку. — Просто, блин, помолчи сейчас, окей?
Насупившись, пихаю в карманы руки.
Глава 6— Где ты жил в Париже? — спрашиваю у чернокожего француза по правую руку от себя.
У него на голове кудрявый бес и ослепительно белая улыбка. Даже несмотря на то, что он кажется немного непривычным, я не могу не признать его красавчиком. Здесь в Штатах смешалось столько разных культур, что к этому тоже нужно привыкнуть. Кажется, Немцев уже привык… судя по тому, что всю осень он провел с этой… как там ее… Британи.
С усилием выталкиваю его из своей головы. Вместе с содержимым его трусов, кубиками его пресса и чертовой подковой вокруг его… его…
Схватив стакан, делаю жадный глоток Колы. Я решила завязать с алкоголем навсегда! Судя по всему, он пробуждает во мне самые темные и неуправляемые стороны, о которых я до вчерашнего дня даже не помышляла!
