Я могу поблагодарить Влада, что дал мне толчок к принятию непростого решения. Я – женщина, и я должна быть свободной.
— Что такая грустная? — спросил папа, от него разило чесноком и жутким одеколоном.
— Не всё успела сегодня, — тихо ответила я.
Он натянул на нос очки и стал в зеркало заднего вида рассматривать Влада, который… В общем я тоже в зеркало глянула, он стоял руки в карманах и провожал машину взглядом. Так я потеряла мужчину, который готов был меня даже на свидание пригласить.
Очень эффектный парень.
— Это что за рыжая морда? — возмутился папа.
— Подрядчик устанавливал рекламу,— тихо ответила я, и села более удобно, потому что болело между ног…
— Ты ему понравилась, — он очень злился, когда я кому-то нравилась. Мне бы стоило родиться с менее яркой внешностью, чтобы папа был доволен. — Никаких рыжих! Рыжие все ворьё! Все олигархи рыжие и все воры. Смотрела про Скруджа Макдака мультфильм?
— Не помню,— я приготовилась к тираде, часов на пять историй со стереотипами.
— Там антигерой рыжий, вор и богатей.
— А Скрудж разве не был миллионером? — улыбнулась я.
— Ты с отцом не спорь, у нас все рыжие собаки в округе именами олигархов названы. В общем даже не думай о рыжем. Кошкины сегодня с сыном на ужин приедут.
— Хорошо.
Я привыкла родителям потакать. Даже если моё мнение совершенно не сходится с их мнением, даже если всё моё нутро взрывается от возмущения и пытается сопротивляться насилию, я внешне холодна и стабильное «хорошо» несёт в семью мир и покой.
Хорошо я согласна на Митю Кошкина. В любом случае я уже на грани того, чтобы уйти от родителей. И даже если мне не работать в фирме знакомых, у меня есть свой банковский счёт, я уже взрослая, могу уехать куда захочу. Я почти хотела…
Плаксивое состояние.
Непонятная атака гормонов.
Мне хотелось хныкать и рыдать. Откуда-то появилась жалость к себе. Она меня волновала десять лет назад, когда я поступила в университет и строгие родители не пустили меня ни на одну вечеринку, когда папа отвозил на занятия и встречал, каждому другу, каждой подруге косточки перемывал.
— Андрюха, ты чего такая? — настороженно спросил отец. — Завтра никакой работы, на дачу поедем, грядки полоть надо.
— Хорошо,— тихо ответила я.
Естественно ни на какие грядки я не поеду.
Мы заехали в свой спальный район. Девять этажей в нашем доме, мы на четвёртом с родителями жили.
У подъезда опять собрались жильцы нашего дома. Папа поставил машину на своём месте и приметил у дальних гаражей Егора.
— Егорка! Ты куришь?
— Не, бать! — ответил мой младший брат.
Он в компании, где есть девчонки. Он уже пробовал секс, воровать, пить и курить. Через года четыре он всё это забудет и станет приличным человеком… Я никак не могла понять, почему я, с такими задатками к бунтарству, обязана была стать приличной девочкой с рождения?
Иногда мне казалось, что я могу свихнуться.
Папа влился в собрание ТСЖ, я же обошла стороной жильцов дома. Голосовать можно заочно, но нашим соседям важно собраться и поорать.
Меня выловил Паша из квартиры на первом этаже. Кареглазый брюнет. Я как то раньше никого не оценивала по красоте. Пашка был ничего такой, но Владу уступал в смазливости.
— Привет, Андрюх, — он отвёл меня в сторону от подъезда. Отец мой внимательно следил за этим. Спасло Пашку, что он женат и ребёнок есть. Папа у меня жутко ревнив.
Почему мой отец настаивал, чтобы все меня звали Андреем? Меня в садике дразнили, в школе издевались… В университете… Почему я у папы Андрей? Я так и не поняла. Скрытый садизм? Но именно по отношению ко мне, ведь Егора он Наташей не назвал, хотя мог. С него станется.
— Привет, — устало ответила я.
— Я тут председателю ТСЖ баблеца думаю отвалить, — шептал мне Пашка. — Как юрист оцени ситуацию. Председатель обещал, что можно будет лестничную площадку отделить, задолбили мусорные пакеты у двери и уроды всякие.
— Ты не сможешь поставить решётку, — я посмотрела ему в глаза. — Площадка – общедолевая собственность. Присвоить её можно только с полного согласия всех собственников. А в сороковой квартире девять собственников, живёт одна бабуля, ты их где искать будешь?
У Паши отвисла челюсть. Он не сразу сообразил, что к чему.
— Ты хочешь сказать, что председатель, — он посмотрел на орущего старика, председателя нашего ТСЖ. — Что он с меня хотел бабло срубить?
— Думаю, ты бы подписал добровольное пожертвование, и ничего бы не получил в ответ, — я усмехнулась. — Тебя должно утешать то, что он ни копейки не своровал и действительно всё вложил в дом и придомовую территорию.
— Я в ахуе, — вытаращил глаза Пашка на нашего председателя.
Дедок смешной, деловитый и пронырливый совсем недавно стал председателем, не везде порядок навёл. Так дом совсем запущен. И всему виной подростковые банды, куда влился мой брат.
Я прошла в плохо пахнущий подъезд и по лестнице поднялась на наш этаж, где мама уже открыла дверь.
***
В красивом коричнево-голубом платье на стройной фигуре, сверху фартук. Она следила за собой, но выглядела в свои пятьдесят отвратительно. Папа старался.
У мамы высшее образование и комплексы «хорошей девочки», чем мой отец и воспользовался.
Мои родители антиподы. Мама единственная дочь у строгих родителей, а папа последний ребёнок в многодетной семье. А семья моей бабушки великолепная. Дяди и тёти потрясающие добрые люди и «мой папа». Как выродок, сосуд всего плохого. Ему просто была необходима девочка для битья.
Мама взрослая женщина, но он её постоянно отчитывает и унижает за любой косяк и всякую пылинку в доме. Несчастная мама стремится к идеалу, и думаю, скоро съедет её крыша, потому что уборку и чистоту навести можно, а молодость вернуть нельзя. А я всё чаще слышала от отца, что морщин на лице мамы всё больше, а мозгов все меньше.
— Андрюшенька, переодевайся, скоро гости придут, — Мама даже руки об фартук не вытирала, у неё было полотенчико на пуговку прикреплено. — Дочь, что-то ты сегодня какая-то грустная?
— Всё в порядке.
— Тебе не нравится работа?
— Очень нравится, — отозвалась я прошла в квартиру.
Четыре невзрачные комнаты, скучная обстановка. Я не испытывала голода, хотя у мамы вкусно пахло тушёным мясом.
Моя маленькая комнатка с балконом. Кровать заправлена без единой помарочки. Нигде нет пыли. И мне почему-то тошно от этого.
С его появлением жизнь изменилась. Хотелось творческого беспорядка, свободы, когда-то упущенной. Я вспоминала, как однажды взрослый парень предложил мне, шестнадцатилетней девчонке уехать в крупный город, поступить в училище и жить с ним. И в тот момент хорошая девочка Андрюшка была готова на отчаянный шаг, но всё пошло крахом, потому что в голове сидел голос строгой матери, которая кричала «Позор, а не девочка!». И мне становилось стыдно.
