(Ι, 89–118, 2), экскурсом о Килоне (Ι, 126), экскурсом в древнейшую историю Аттики (ΙΙ, 15–16) и рассказом о тираноубийцах (VΙ, 54–59). Остальные тексты Фукидида будут рассматриваться в силу необходимости.
Такое ограничение обусловлено тем, что в данных частях своего труда Фукидид так или иначе базировался на исторической традиции, в то время как при описании современных ему событий сведения он получал из первых или вторых рук и, таким образом, сам был основоположником исторической традиции.
Эта источниковедческая работа предпринимается по следующему плану: при помощи анализа места и назначения того или иного экскурса в труде Фукидида и его внутренней структуры мы устанавливаем политические причины включения его в произведение и характер и особенности тех прототипов и принципиальных источников, которым следовал в каждом случае Фукидид. Этот анализ дает возможность поставить вопрос о конкретных источниках Фукидида и степени их использования, который решается в заключение настоящей работы.
Глава вторая
Место в композиции и внутреннее строение экскурсов
Экскурсы, которые предстоит нам рассмотреть, как по своей тематике, так и тем отрезкам времени, которые они фиксируют, могут быть разделены на две группы, которые мы условно назовем большими экскурсами и малыми экскурсами.
К первой группе относятся так называемые «Археология» (I, 1–21), «Пентаконтаэтия» (I, 89–118, 2) и экскурс в древнейшую историю Аттики с сообщением об аттическом синойкизме. Они содержат повествования о целом ряде событий, относящихся к различному времени, причем ни одно из этих событий не занимает в экскурсе центрального или доминирующего положения. Таким образом, каждый очерк посвящен большому периоду времени в целом.
Во вторую группу входят экскурсы о Килоне и тираноубийцах, которые наоборот посвящаются одному, выделенному особо событию. Их хронологическая протяженность весьма мала.
Предмет настоящей главы заключается в анализе места экскурсов первой группы в труде Фукидида, то есть тех целей, которым служит их включение в повествование а следовательно, непосредственных причин его и тех приемов, которые использовал для этого Фукидид, и их внутреннего строения, то есть характера каждого экскурса, его самостоятельного исторического значения и жанровых особенностей.
§ 1. Археология
Настоящий экскурс следует непосредственно за кратким вступлением и вводится Фукидидом для обоснования того факта, что война, историю которой он излагает, является μέγαν τε… καὶ ἀξιολογώτατον τῶν προγεγενημένων, то есть значительной и самой достойной описания (I, 1, 1), а также того, что до этой войны «не случалось ничего значительного ни в отношении войн, ни в отношении чего-либо другого» (I, 1, 2). Эти положения мы назовем предваряющим тезисом «Археологии». Экскурс посвящен истории Эллады с древнейших времен, как полагает Фукидид[122], вплоть до событий так называемой Пентаконтаэтии, то есть до создания Афинами единого флота и учреждения фороса (I, 19), сообщением о чем заканчивается основная часть экскурса. Следующие две главы представляют собой по сути дела источниковедческие замечания к тексту, так как они посвящены критике и обоснованию свидетельств, положенных в основу изложения. Цель этих замечаний – подчеркнуть источниковедческую концепцию Фукидида (в какой степени он следует этой концепции, мы увидим в ходе изложения), заключающуюся, во-первых, в констатации недостоверности устной традиции, а во-вторых, в указании на нецелесообразность использования при реконструкции древнейшей истории произведений поэтов и рассказов тех авторов, которых Фукидид называет λογογράφοι (I, 21, 1), так как они преувеличивают и приукрашивают события и заботятся не об истине, а о впечатлении, благоприятном для слуха.
Этому Фукидид противопоставляет свое изложение событий, восстановленное ἐκ τῶν ἐπιφανεστάτων σημείων на (основании наиболее очевидных источников; I, 21, 1), которые кладутся им в основу изложения[123]. Однако эта источниковедческая концепция полностью укладывается в известное замечание Гекатея: τάδε γράφω, ὥς μοι δοκεῖ ἀληθέα εἶναι· οἱ γὰρ Ἑλλήνων λόγοι πολλοὶ τε καὶ γελοῖοι, καὶ ἐμοὶ φαὶνονται εἰσίν (я пишу это, как мне кажется, есть в действительности, поскольку рассказы эллинов многочисленны и смешны, как мне это представляется; FHG, 332). ἡ ζήτησις τῆς ἀληθείας (I, 20, 5) у Фукидида, как это убедительно доказано у В.Нестле[124], обусловлен его софистической образованностью[125], ею же, безусловно, объясняется отрицательное отношение к своим предшественникам и потенциальным источникам, весьма похожее на релятивизм софистов[126]. Вместе с тем, как убедительно показал А.Ф.Лосев, сущность этого релятивизма заключается в стремлении «к максимально разностороннему переживанию жизни и к максимально разностороннему ее использованию»[127]. По мнению А.Ф.Лосева, софистическая философия заключается не столько в отмене старых схем, сколько в заполнении их разнообразным новым материалом[128]. Именно это происходит с Фукидидом: он заимствует источниковедческую концепцию у Гекатея и насыщает ее содержанием, обусловленным его софистической культурой[129].
Экскурс у Фукидида составлен в значительной степени на основании мифологического материала и эпических поэм[130], вследствие чего он носит ряд черт, присущих «генеалогиям» у логографов. Так, например, следуя Гекатею, Акусилаю и Гелланику, Фукидид начинает свое повествование, в сущности, с Девкалиона (Thuc. I, 3, 2 и FHG 334, 10). Значительное место занимает история талассократии Миноса (I, 4; 8, 2), Троянская война (I, 8, 4–9; 9, 3–12, 1) и события архаической истории Эллады. Черты «генеалогий» ярко проявляются в том, что события, которые восстанавливает Фукидид, он, прежде всего, разделяет на предыдущие и последующие. В изложении этих событий он постоянно опирается на генеалогии мифических героев. Как сообщает Суда (s. v. Φερεκύδης), среди названий, которые носило сочинение Ферекида, была ἠ Ἀττικὴ ἀρχαιολογία ἐν βιβλίοις δέκα. Это название вполне могло быть использовано схолиастом Фукидида при комментировании соответствующей части его труда. Вторым свидетельством относительно происхождения методов Фукидида может служить пассаж у Страбона, который сообщает следующее: «Ксанф Лидийский говорит, что при Артаксерксе была большая засуха, в результате чего высохли реки, озера и колодцы, так как он сам видел во многих местах далеко от моря камни, похожие на раковины и гребни, отпечатки больших раковин, а кроме того соленые озера в Армении, в области Маттиэнов и в Нижней Фригии, отчего он полагает, что эти равнины были морем». Аналогичен сообщению Ксанфа фрагмент Гелланика о вторжении Амазонок в Аттику, в котором он сообщает, что свидетельством того, что Амазонки занимали Акрополь, являются «названия многих мест и могил убитых» (Jacoby. 167; Plut. Thes. 21, 1–3). Посылка, из которой исходит Ксанф, явно ошибочна, в ней повинна какая-то местная традиция, усвоенная этим логографом, вместе с тем к выводу он пришел правильному и, в устах Ксанфа, замечательному. В обоих приведенных нами случаях налицо использование географических и исторических реалий при реконструкции прошлого – метода, характерного для Фукидида
