Книга Доверься мне (ЛП) - Мэган Сквайерс

— Погоди. — Мой сосед остановился как вкопанный. Его ступни — якоря, брошенные на гравиевый городской тротуар, а ноги — натянутые цепи. — Только не говори, что после столкновения с тем великолепным мужчиной, о котором говоришь безостановочно, ты теперь неравнодушна к костюмам и галстукам. Тебя обратили в новую веру, Джулс!

— Неправда, — нервно рассмеялась я, навалившись на него боком, чтобы лишить устойчивости. — Я могу отдать должное мужскому телу как в одежде, так и без неё.

Направляясь к кампусу, мы свернули на Двадцать шестую улицу.

— Что ж, рад это слышать, потому что через десять минут ты сможешь оценить меня по достоинству.

— Здесь сломан кондиционер? Чёрт возьми, как будто под тысячу градусов, — девушка рядом со мной охлаждала лицо самодельным веером, вырванным из блокнота. Роскошное декольте, выступавшее из глубокого выреза, было влажным от пота.

— Полностью согласна, — заверила студентка слева от меня.

Мы находились на занятии, и да, здесь действительно жарко, но не думаю, что в этом виноват неисправный кондиционер. Скорее это связано с моим знойным соседом.

— Ш — ш–ш, это мой сосед по квартире, — пробормотала я себе под нос. Йен услышал меня. Я отчетливо видела, как приподнялись уголки его губ. Даже когда он стоял спиной ко мне (сегодня я выбрала себе место довольно обдуманно), выражение его лица не скрывалось от меня.

— Твой сосед? Ты можешь передать ему мой номер? — воздыхательница снова обмахнула свои щёки и пододвинула клочок бумаги. На нём крупным почерком четырёхлетнего ребенка был нацарапан номер её телефона.

— Конечно, могу, но вряд ли он им воспользуется. Он не ищет отношений. — Или кого — то женского пола.

— Отлично, — надменно ухмыльнулась она. Густые комочки туши собрались вокруг её чересчур накрашенных глаз. Не могу сказать наверняка, почему у неё паучьи лапки вместо ресниц, может, с этим связан какой — то фетиш. Не мне судить её за это. У нас у всех есть свои причуды, я это прекрасно понимала. — Меня это тоже не интересует. Похоже, я идеально подхожу.

— Не совсем, — рассмеялась я, почти чувствуя разочарование, которое, как я знала, она испытает, так и не дождавшись этого звонка, но всё же убрала номер в сумку, только чтобы закончить разговор.

До сих пор я добралась только до трапециевидной мышцы[14] Йена, но правда хотелось продемонстрировать, как сужается его талия, которая так хорошо смотрелась с моего ракурса в тёплом сиянии света, который струился очерченными волнами. В старших классах Йен занимался плаванием, и, хотя он забросил этот вид спорта, его тело несмотря ни на что оставалось ухоженным и подтянутым.

— Ещё десять минут, класс, — пропела профессор Сейфорт. Прижав пальцы ко рту, она кружилась по комнате с очками, сползшими вниз на нос пуговкой. Мне нравилось, как развевалось вокруг ног её платье в богемном стиле, когда она лавировала между рядами, восхищаясь работой класса, своевременно охая и ахая. Профессор Сейфорт — именно тот человек, который приходит вам на ум, когда вы представляете учителя рисования. — Как поживает наша модель? Йен, как ты там, держишься?

— О, со мной всё в порядке.

Я разразилась неконтролируемым смехом. Все в студии обратили на меня свои взоры. Даже Йен, а ведь он почти час стоял неподвижно, как мраморная статуя.

— Извините. — Я снова опустила глаза на бумагу и позволила пальцам управлять мыслями и действиями.

Мне всегда нравилось рисовать, и я очень любила упорядоченные линии. В то время как моя комната выглядела так, будто там пронёсся торнадо, за которым последовал ураган, и в довершение всего случилось землетрясение, мои произведения искусства были аккуратными и пропорциональными. То, чего мне не хватало в повседневной жизни, я восполняла в рисунках.

Родители считали, что я пойду по стопам отца и присоединюсь к его архитектурной фирме, потому что моя склонность к детализации и симметрии естественным образом предоставляла такую возможность. Очевидный вариант. Праведный путь.

Но меня никогда не завораживали здания. Я пыталась проектировать их, даже стажировалась в офисе отца в средней школе, когда мне было семнадцать, но так и не смогла достичь того же удовольствия, которое получала, лепя или рисуя человеческий образ. Мне всё ещё нравились чёткие линии архитектурных форм: реализм и размеренность, но я не чувствовала страсти.

Вот, где она проявлялась.

Я прошлась по холсту, вонзая кончик карандаша в тени, образовавшиеся под ним. Завершая последние штрихи, провела большим пальцем по листу, соединяя две среды — уголь и грифель — в одну. Медленно скользнула пальцем по изогнутым мускулам спины и рук Йена, вызывая к жизни его дельтовидные мышцы и бицепсы, чувствуя себя при этом почти неуютно. Мне повезло с местом, где я сидела, и открывавшимся видом, потому что, хоть я на самом деле и не трогала Йена, казалось, что с каждой новой частью тела, которую рисую, всё больше вторгаюсь в его личное пространство.

А как это могло не случиться, если я переношу его индивидуальность в свой альбом?

Я потратила последние мгновения урока, нанося финальные штрихи на рисунок, как раз тогда, когда профессор Сейфорт попросила нас отложить карандаши. Несколько студенток задержались на пару минут, чтобы поболтать с Йеном, и это рассмешило меня, потому что на протяжении всего курса у нас бывало много натурщиков — мужчин. Но никто не привлёк к себе столько внимания, как Йен. Судя по тому, как девушки таращились на него, можно подумать, у нас тут в роли модели оскароносная кинозвезда. Кажется, я даже видела, как одна из них попросила оставить автограф на груди, своеобразная лесть и взволнованность.

Стоя с сумкой на плече я ждала, пока поредеет толпа, чтобы подойти к нему, пока парень заканчивал одеваться.

— Покажи, что у тебя получилось! — потребовал Йен, натягивая футболку через голову и просовывая руки внутрь. Его пресс сжался как гармошка, когда он разгладил ткань.

— Хочешь посмотреть?

— Да, чёрт возьми. Я не просто так последние два часа морозил задницу. Давай же. Я показал свою, теперь твоя очередь, — он подмигнул, и я ответила неохотной улыбкой.

Вытащила альбом из сумки. Дело не в том, что я не уверена в своей работе, просто мои натурщики редко имели возможность критиковать свой собственный образ. Я знала, что Йен будет объективен, но мне было не по себе от того, что он будет рассматривать работу, посвящённую его