Улла заставила себя очнуться, подошла к столику и начала рассматривать хрусталь, фарфор и серебро, окружавшие блюда.
— Почему всего по два?
— Простите?
— Не притворяйтесь, будто вы ничего не заметили. Тут два столовых прибора, два бокала, две…
Он поднял брови.
— Вы не пьете вино?
— Пью, — лаконично ответила Улла.
— Вот и прекрасно. Значит, у нас есть что-то общее, кроме заботы о моей дочери. — Он до половины наполнил бокалы золотистой жидкостью и протянул один из них ей. — Кстати, как малышка? Быстро уснула?
— Да. Она устала… — Улла сделала паузу, смерила его сердитым взглядом и добавила: — И я тоже.
— Ничего удивительного.
— Вот именно. Надеюсь, вы понимаете, что сейчас мне не до гостей.
— Я не гость, мадемуазель. Я ваш хозяин.
Улла с досадой вздохнула.
— Я прекрасно это знаю. Но я не одета…
Поль беспечно махнул рукой.
— Это не имеет значения.
Возможно, для него это и не имело значения, но Улла, на которой не было ничего, кроме ночной рубашки и хлопкового халатика, чувствовала себя неуютно.
— Тогда чем обязана? Едва ли вы пришли сюда только для того, чтобы составить мне компанию.
— Нам нужно поговорить.
— Сейчас? — Она красноречиво посмотрела на настольные часы. — А до завтра подождать нельзя? Я действительно очень устала.
— Но вы просили принести вам закусить, не так ли?
— Вы прекрасно знаете, что просила. — Она жестом показала на роскошный ужин. — Но разве это называется «закусить»?
— Тем не менее стол накрыт. Вы будете есть?
— Конечно! Иначе зачем было затруднять вашу прислугу?
— Поскольку я тоже собирался поесть, почему бы нам не сделать это вместе? А заодно и поближе познакомиться.
Отступать он явно не собирался. Это не в его стиле. В его словах, с виду непринужденных, таилась такая угроза, что у Уллы перехватило дыхание. Этот высокий, сильный мужчина пугает ее. Он прекрасно знает это.
Улла его гостья не по своей воле, а по просьбе матери его дочери. И это дает ей некоторые права. Но она слишком устала, чтобы вступать в открытый бой.
— Как хотите, — пробормотала она, села на край дивана и одернула халатик, пытаясь прикрыть колени.
Но Полю было наплевать на ее нелюбезный тон, он стремится к победе.
— Так-то лучше, — сказал он, сел рядом, коснулся ее бокала краем своего, и по комнате поплыл хрустальный звон. — Добро пожаловать на Мартинику, мадемуазель Эстрем. Ваш визит может оказаться приятным. Для всех.
— Если вы считаете, что вторгаться в апартаменты для гостей значит быть хорошим хозяином, то едва ли.
Он пожал плечами и взял миску с салатом.
— Время покажет. Положить вам?
— Нет, спасибо. Я сама могу поухаживать за собой.
— Как хотите, мадемуазель.
— У меня к вам просьба, — с досадой ответила Улла. — Перестаньте на каждом шагу называть меня мадемуазель. Я не люблю церемоний и в ближайшие недели собиралась называть вас Полем. Меня вы можете называть Уллой.
— А если я не соглашусь?
— Я все равно буду называть вас Полем. По крайней мере, в лицо. Как я буду называть вас за спиной, зависит от того, сумеем ли мы найти общий язык.
Как ни странно, он засмеялся, и его лицо поразительно изменилось. Ледяные голубые глаза стали теплыми, в них заплясали искорки. Губы изогнулись, обнажив белоснежные ровные зубы. Улла не думала, что можно стать еще красивее, но Поль опроверг это. Если его неприветливость была страшнее грозы, то смех мог посрамить солнце.
Ничего удивительного, что Юлия тут же потеряла голову. Даже если это волшебство длилось недолго. Судя по всему, его чары могут разбить сердце любой женщины.
Пораженная этой мыслью и его близостью, Улла сосредоточилась на еде. Она положила себе ложку салата и кусочек сыра.
Поль посмотрел на ее тарелку и скептически сказал:
— Этим и воробья не накормишь. Неужели вы из тех женщин, которые настолько следят за фигурой, что считают каждую калорию?
— А вы из тех мужчин, которые считают, что они имеют право давать непрошеные советы?
Справившись с очередным приступом смеха, Поль начал с любопытством изучать ее лицо.
— Нет. Я из тех мужчин, которым нравятся женщины с характером, — промолвил он. Эти слова ласкали, как поцелуй.
Если бы Поль наклонился и поцеловал ее, Улла испытала бы меньшее потрясение. Ее пульс подскочил, горло сжалось так, что стало трудно глотать, во рту пересохло. Но хуже всего было то, что у нее засосало под ложечкой.
Притворяться, что это ощущение не имеет никакого отношения к сексу, не было смысла. С таким же успехом можно утверждать, что солнце встает не каждое утро. Возмущенная предательством собственного тела, Улла сказала:
— Тогда почему вы разошлись с моей кузиной? У нее характера на десятерых хватит.
— Тут есть разница. Юлия не производит впечатления зрелой женщины, хотя прекрасно знает, чего хочет. Она очаровательный, но испорченный и очень хитрый ребенок. К сожалению, испорченность быстро дает себя знать, очарование исчезает и остаются только детские капризы.
В том, что он не только красив, но и проницателен, нет ничего удивительного. Улла тут же вспомнила, что недооценивать его было бы глупо.
— Но ведь для того, чтобы вступить в брак и расторгнуть его, нужны двое, правда?
— Возможно, — ответил Поль. — Я тоже не без греха. Должен признать, что я устал играть роль телохранителя с виду взрослой женщины и принимать участие в ее дешевых интригах. Мне вообще не следовало жениться на ней.
— Тогда почему вы это сделали?
— Потому что иногда и на меня накатывают приступы безумия. Юлия прибыла в Фор-де-Франс и взяла его штурмом. Я увлекся прекрасной чужестранкой так же, как и все остальные. Мне следовало знать, что это приведет к проблемам, которые никто из нас не сможет разрешить… Как салат?
— Спасибо, очень вкусно. Что вы имеете в виду, когда называете ее чужестранкой?
— То, что разные вкусы помешали нам найти общий язык.
— Иными словами, она для вас была недостаточно хорошо воспитана.
— Не искажайте мои слова, мадемуазель. Просто она не смогла или не захотела понять, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Мартиника — это смешение множества культур. Сначала Юлия говорила, что она в восторге от этой особенности нашего общества, но вскоре устала и начала жаловаться, что мы недостаточно цивилизованны.
— Может быть, она страдала от ностальгии.
