– Если бы я совсем не знал вас, то мог бы подумать, что вы несколько истеричны, мисс Нортон. Куда подевалось ваше восхитительное чувство юмора?
– Потерялось, когда ваша чертова собака тащила меня по двору, – буркнула Лайза. – И особенно когда вы озаботились единственно состоянием ее драгоценной пасти. А как насчет моего нежного тела?
– Забияка – сама доброта, – терпеливо объяснил Харрис. – И вашему нежному телу, мисс Нортон, ничего не грозило – во всяком случае, от моего малыша. – Невероятные янтарные глаза Харриса искрились смехом, пристально следя, поняла ли Лайза намек, содержавшийся в последней фразе. – А теперь идемте, угощу вас кофе. Я приведу себя в порядок, а потом поглядим на дерево, что вы привезли. О’кей?
Нет, не о’кей, подумала Лайза. Вот нисколько не о’кей после того, как она увидела выражение глаз Джека и ощутила его губы на своем запястье. Тем не менее девушка послушно последовала за Харрисом в дом, бросив настороженный взгляд в сторону огромного рыжего пса, отправившегося за ними по пятам.
В светлой, просторной и на удивление опрятной кухне Харрис наполнил чашку Лайзы кофе из кофеварки, поставил перед ней на стол из черного дерева молоко и сахар, а затем исчез в коридоре, бросив через плечо, что не задержится.
И не задержался. Лайза еще потягивала кофе, наблюдая за следившим за ней псом, когда Харрис вернулся с влажными после душа волосами: на нем были чистые джинсы и белая тенниска, еще отчетливее подчеркивавшие его роскошные мускулы.
Налив себе кофе, скульптор плавно обогнул стол и уселся напротив Лайзы, подняв чашку приветственным жестом, в котором читалась не то насмешка, не то любезность, а может, и то и другое.
– Полагаю, мне все же следует извиниться за столь невежливый прием, – заметил он с легкой ухмылкой, явно говорившей об обратном. – Если это послужит вам утешением, могу сообщить, что Забияка выкинул такой номер первый раз в жизни. Понятия не имею, что на него нашло, но готов похвалить его за хороший вкус.
При упоминании собственного имени пес издал подобие заинтересованного стона, хотя до этого вообще не шевелился и лишь проводил огромным языком по громадным клыкам. Лайза не удостоила сообщение ответом.
– Вижу, на вас это не произвело впечатления, – заключил Харрис, вежливо помолчав, чтобы дать Лайзе возможность отреагировать. – Хорошо, будем считать эту тему исчерпанной и давайте займемся делом. Начните сначала и расскажите мне об этом замечательном дереве и о заказе, который вы готовы мне предложить.
– Отлично, – ответила Лайза, радуясь возможности снова почувствовать под ногами твердую почву. – Дерево, как вы уже знаете, – хуонская сосна. Вот только оно… особое. Отец вывез его из юго-западных чащоб много лет назад, когда я была еще девочкой. Он рассказывал мне, как тащил его много миль на импровизированных носилках, – кажется, он тогда вел какие-то изыскания в том районе. С тех пор отец хранил дерево, пока оно не перешло ко мне, и для него эти бревна значат очень-очень много.
– Почему?
– Почему дерево отцу так дорого? Ну, наверное, потому что ему стоило таких трудов его достать, – отозвалась девушка. – У отца были большие планы – по-моему, он хотел заняться тем же, чем и вы. Я знаю, что он окончил специальные курсы – резьба по дереву, ваяние и всякое такое.
– Но так и не собрался что-то сделать с этими огромными бревнами?
Лайза помолчала. Что мелькнуло на этом суровом лице – сарказм или простое недоверие? Как бы там ни было, это выражение исчезло, едва появившись.
– Отец как-то сказал мне, что сначала боялся трогать дерево, а когда достаточно обучился, то понял, что мастерства ему не хватает и никогда не хватит, вот и оставил все как есть. По-вашему, это разумно?
– Ваш отец, похоже, поразительный человек, – последовал ответ, голос Джека звучал совершенно искренне, даже чуть удивленно. – В наше время найдется немного людей, у кого хватает мозгов признать, что их возможности хоть в чем-то ограничены, и честности, чтобы правильно поступить, зная свои способности.
– Мой отец – замечательный человек, – отозвалась Лайза.
– Не сомневаюсь. Но прошу вас, рассказывайте дальше. Стало быть, вам досталось редкое дерево и вы привезли его мне. Вы тоже хотите заняться резьбой по дереву?
– Я? Ни в коем случае, – рассмеялась девушка. – Нет, дело в том, что, как я уже говорила, скоро семидесятипятилетие отца, а он один из ваших самых преданных почитателей – я об этом не упоминала? И поскольку он большой оригинал и у него все есть, мне захотелось подарить ему нечто действительно особенное. Вот я и подумала, что вы могли бы сделать… как это называется?.. его бюст из его редкого дерева… – Лайза помолчала и заставила себя взглянуть Харрису прямо в лицо. – Но теперь я передумала.
В янтарных глазах зажглись удивленные искорки, и скульптор понимающе кивнул.
– Вы передумали после того, как приехали сюда, как я полагаю. Могу я спросить почему?
– Ну, это-то просто. Я всего лишь поняла две вещи, которые должна была понять много раньше: отец не настолько тщеславен, чтобы желать иметь свой бюст, а вы все равно такого рода скульптуры не делаете. Вы прославились тем, что умеете извлекать из дерева то, что в нем заложено, или, во всяком случае, то, что в нем видите. Теперь меня не удивляет, почему вы так заупрямились при слове «заказ».
Сделав это признание, Лайза почувствовала себя дурой, если не хуже, – ведь ей с самого начала следовало все это знать. Но она была так одержима идеей сделать отцу по-настоящему уникальный подарок, что совершенно забыла о реальности.
Девушка бросила взгляд на Джека Харриса, зная, что если бы она умела краснеть, то уже бы вся пылала. Ей было грустно, что все так обернулось, но она смирилась.
Темная бровь медленно поползла вверх, и Лайза была почти уверена, что янтарные глаза затуманились подозрением. Однако в голосе Харриса подозрения не чувствовалось.
– Вот уж поистине любопытное откровение, – произнес он, вставая, чтобы налить кофе, даже не поинтересовавшись, хочет ли Лайза еще. – Впрочем, это неудивительно, не считая разве что времени.
– Я что-то не понимаю, – отозвалась насторожившаяся Лайза. Его заявление было чуточку слишком вежливо, слишком легко сделано.
Харрис пожал плечами.
– Судя по тому, что я слышал о вашем отце, он уж точно не отличается тщеславием. Иначе назвал бы своим именем какой-нибудь из своих торговых центров. Что касается всего остального… – Он снова пожал плечами, на сей раз с легкой улыбкой. – Теперь, когда я наконец вас «вычислил», я несколько удивлен, что вам понадобилось так много времени, чтобы понять мое отношение к работе. В конце концов, вы ведь сами художница.
Лайза инстинктивно напряглась, оттого что ее так быстро узнали, ожидая в связи с этим совсем других комментариев, однако почти сразу успокоилась. Но когда она заговорила, в голосе девушки звучала нескрываемая горечь.