Или были? Она не помнила.
Проплававши в странной дремоте, ровно в чане с кипятком, Амелла была разбужена сильным тычком в плечо.
— Вставай, — приказала Ридд — Прислуга тебя оденет и проводит к Хозяину. Он ждёт.
…Перешагнув порог огромной, ледяной и полутемной спальни, девушка прокляла себя за то, что видит ночью, как днём.
Лучше б ей ослепнуть! Хотя бы теперь.
"Боги Светлые, — мысль кольнула в висок крошкой стекла — Выжгите мне глаза, чтоб не видеть… его."
Не отдавая себе отчета, махом забыв все добрые наставления Нелли и строгие нотации старухи Ридд, Амелла зажмурилась и почувствовала, как леденеет и покрывается "гусиной кожей" спина под тонкой белой сорочкой.
Заструившийся между лопаток холодный пот грозил промочить насквозь и легкую, кружевную ткань, и стекающие по ней снежные пряди волос, переливающиеся в свете светильников.
— Подойди ближе, — велел голос, ровный, давящий и проникающий под кожу — Смелее… Амелла.
…Она сделала шаг. И ещё шаг, всё также, почти не открывая глаз.
Не глядя перед собой, нащупывая путь ногами в легких туфельках и крепко сжимая между пальцами правой руки острые, маленькие ножнички, украденные у полоротой, суматошной прислуги, всего несколько минут назад расчесавшей снежные, пахнущие сладкими цветами, мягкие локоны пленницы…
_____________________________________
*"Скинул ботинки" — умер (просторечное). В мире Остар покойных укладывают в гроб босыми, от этого обычая и родилась данная идиома
*Мэйса — уважительно "светлая госпожа"
Глава 5
Подойдя почти вплотную к громадной кровати, девица Радонир всё же заставила себя открыть глаза и дышать ровнее.
Она боялась. Ну да, боялась. И ещё как!
Только есть ли смысл бояться зверя, если ты уже вошла в его клетку? Если ты уже чувствуешь его дыхание, горячее и прерывающееся от жажды новой смерти на своей коже. Если громадные, загнутые когти уже касаются тебя, а тихое, ласковое рычание тревожит слух…
И если вот — вот порвется та ниточка, именуемая жизнью, а длинные, заляпанные кровью клыки войдут в плоть так же нежно, как тонкий, острый нож входит в мягкий сыр или свежую ветчину…
"Мамочка драгоценная, — девушка закусила нижнюю губу и крепче сжала в кулаке спасительные ножницы — Да он изувеченный… и страшный как карацитова задница! Мамонькиии! Ослепите меня, Боги Светлые! Будьте милосердны!"
Нейер Дангорт тем временем наблюдал за насмерть перепуганной жертвой, навалившись спиной на бархатные подушки, закинув обе руки за голову и скрестив сильные, стройные ноги, затянутые матовой кожей штанов.
Роста Каратель был огромного. Чтоб понять это, не стоило даже просить его подняться с постели.
Длинные, распущенные волосы блестящими, черными реками текли по крепким плечам, обтянутым простой тканью белой рубахи и слегка скрывали лоб и левую половину лица.
Однако же, эта завеса не могла скрыть от заледеневшего страхом взгляда Амеллы ни ужасного шрама, тянущегося от правого угла рта выше, к уху, ни темной, задубленной кожи, ни суженных щелками глаз… почти змеиных, горящих в глубине зрачков жаркими, оранжевыми точками, похожими на огни самокруток, так любимых деревенскими мужиками.
Не в силах больше смотреть и не желая запоминать увиденного, Амелла, издав тихий писк, опустила глаза. И тут же захотела их выколоть себе сама, не дожидаясь помощи ленивых Богов.
Да! Выколоть. Теми самыми ножницами, сжатыми теперь в онемевших в конец пальцах. Отведя, наконец, взгляд девушка принялась смотреть в стену — серую, щербатую от времени, чуть согретую теплом камина и нескольких, грустно оплывших свечей.
— Не нравлюсь, Амелла? — голос Хозяина Дангорта звучал натянуто и слегка насмешливо — Ну и ладно. Что есть, то есть. А вот ты мне, наоборот, очень. Ты и впрямь красавица. Мне не соврали. Раздевайся и иди сюда. Побыстрее.
Девица Радонир, отлепив взгляд от стены, поёжилась. Холодно не было, камин здесь горел как голова в лихорадке, и жарил также.
— Была охота, надо же, — буркнула, сжав ножницы крепче и отступив назад — Побыстрее… как же! Знаете, нейер, что скажу… Хоть режьте меня, хоть ешьте, а не подойду. Хотите — убейте, прям вот сразу. Ой! Простите.
Эти слова вылетели изо рта сами. Такие "выверты" ещё тетка Лима называла "дурной пучкой" и именно за них непослушная девчонка часто бывала бита прутом или мокрым, скрученным в жгут, полотенцем.
"Простите" же родилось уже более осознанно. Застряв где — то на задворках разума добрые советы Нелли и нравоучения Ридд дали сейчас хоть и мелкие, но всё таки плоды.
— Значит, так, — хмыкнул Каратель, поднимаясь — Ну… Дело твоё. Видят Боги, я старался тебя не пугать.
Невозможно объяснить как, но только двигался он быстро. Просто невероятно, как мужчина такого роста и такой комплекции мог быть настолько стремителен и… бесшумен.
Да, бесшумен. Потому что, оттолкнувшись от постели, не задел он даже и стула, стоящего рядом. Да что там! Пламя свечей и тяжелый воздух спальни — не колыхнул.
Амелла пронзительно взвизгнула, оказавшись вмиг сдавленная грубыми руками.
Раскаленные губы накрыли этот визг коротким, алчным, злым поцелуем.
— Не трогайте меня! — завопила девушка во всю глотку, стараясь вывернуться из железной, звериной хватки — Пустите!
— Щщщас, — странное шипение опалило уши — Разбежался! Давай, ори громче. Мне нравится!
Придавив к постели вертящуюся Амеллу одной рукой, другой же вывернув её худенькую кисть, прижал к подушке. Упершись коленом в край кровати, грубо разжал сжатые в кулак пальцы пленницы.
— Это ещё что за дрянь? — отшвырнул ножницы прочь — Вот же!
Быстро перехватив обе руки девушки, сдавил пятерней. Не обращая внимания на крики и рыдания жертвы, содрал нежное кружево с дрожащего даже и не от страха, а от злости, тела.
Девица Радонир шумно выдохнула. Снова коротко и резко взвизгнув, попыталась вырваться прочь. Попытка не увенчалась успехом, и теперь Амелле оставалось лишь всхлипывать, зло и коротко.
— Смотри мне в глаза, — велел он шепотом — Будет легче. Не отворачивайся.
Не видя другого выхода, она подчинилась. Запрокинув голову, пленница уперлась затылком в бархат подушек и смотрела прямо в так напугавшее её лицо и пламенеющие в полутьме зрачки.
— Уже лучше, — прошипел Каратель, отпустив руки наложницы.
Отметив, что тело, неожиданно и остро желанное им, ослабло, а взгляд девушки затуманен, грязно выругался про себя.
Не хотел он так! Но что сделать, если эта дура не желает по хорошему?! Он — то тоже, чем виноват?
— Так, отлично, — теперь шепот его стал громче и приобрел ядовитые нотки — Лежи спокойно.
Глаза девчонки были широко раскрыты и стекленели безразличием. Волосы плескались по подушкам серебристо белыми волнами, сияли, переливаясь в ночном свете. Белое по
