руке и кистью винограда в правой. Долгое время ее считали античной и приравнивали по стоимости ко всему остальному собранию, но признали в конце концов произведением позднего Возрождения и тем не менее одним из лучших экспонатов музея.
«У князя были благородные вкусы, - писал о М. А. Голицыне в своих воспоминаниях В. А. Муханов, - он любил картины, статуи, старинную мебель, но особенною страстью была у него любовь к книгам. Когда библиоман наш приобретал какую-нибудь маленькую книжку, с виду незначительную, но в его глазах ценную, он становился вполне счастлив и даже плакал от радости. Книжку эту (последнее приобретение) клал он себе в- карман, от времени до времени вынимая оттуда, рассматривал с какою-то нежностью и вскоре прятал от тех, кто не в состоянии был оценить это сокровище».
Собранная с любовью и тщанием библиотека (большая часть ее была приобретена князем за границей, некоторые книги куплены на аукционах когда-то богатейших коллекций библиофилов пушкинской поры А. С. Власова, М. П. Голицына, А. Г. Головкина; почти все книжное собрание дальнего родственника со стороны Строгановых - А. М. Дмитриева-Мамонова досталось по наследству) составила третий отдел Голицынского музея. Она насчитывала около 20 тысяч томов и описана почти во всех справочных библиографических изданиях. В четвертом номере «Современной летописи» (воскресные приложения к «Московским ведомостям») за 1865 год хранитель музея и библиотеки К. М. Гюнцбург писал: «Библиотека князя Голицына вполне заслуживает название классической. В ней имеется превосходное собрание сочинений по богословию, юриспруденции, положительным наукам и изящным искусствам, истории, географии и преимущественно же сочинения классической литературы Греции, Рима и Франции, а также лучших классиков Англии и Италии в отличных и редких изданиях… Но что делает эту библиотеку одним из украшений Москвы - это драгоценное собрание типографических редкостей».
В 1866 году К. М. Гюнцбург издал на французском языке каталог книжного собрания М. А. Голицына; в предисловии он выразил глубокую благодарность «нашему ученому библиофилу» Сергею Соболевскому, советы которого очень помогли Гюнцбургу при составлении этого каталога. Он был издан тиражом 234 экземпляра и разослан в качестве дара во все крупнейшие библиотеки Франции, Англии, Германии, Италии, как публичные, так и частные. В Государственной библиотеке имени В. И. Ленина хранятся три экземпляра этого каталога, причем два - в Музее книги Отдела редких книг и на одном из них наклеен экслибрис С. А. Соболевского.
Помимо каталога К. М. Гюнцбург ежегодно с 1865 по 1869 год издавал указатели музейного собрания (последний - воспроизведение указателя 1869 г. - вышел в 1882 г.) с подробными комментариями и сведениями о новых поступлениях, о числе посетителей, которое год от года росло. Уже за первый год работы музея его посетило около 3,5 тыс. человек.
Музей привлекал и художников, которые изучали по лучшим образцам, представленным там, западноевропейское, восточное и античное искусство и копировали отдельные произведения, привлекал также и ученых - археологов, историков и т. д.
В 1869 году (16 марта) в Голицынском музее открылся первый в России археологический съезд. Инициатором его был археолог граф А. С. Уваров - один из основателей Русского и Московского археологических обществ, а также Исторического музея в Москве. На этом съезде выступали с докладами академик, историк-востоковед, археолог, нумизмат и лингвист В. В. Вельяминов-Зернов, академики И. И. Срезневский (филолог-славист и этнограф), историк М. П. Погодин, владелец богатейшего древлехранилища (бывший в числе гостей и при открытии Голицынского музея четыре года назад) и другие.
Библиотечный зал использовал для встречи с гласными думы и поселившийся позже в этом доме профессор Б. Н. Чичерин.
Сын основателя музея С. М. Голицын в первые годы существования этого популярного учреждения Москвы рьяно занимался пополнением его коллекций, по постепенно охладел к нему. Отставной гвардии полковник, действительный статский советник и почетный попечитель Голицынской больницы занимался все больше личными делами (две женитьбы, дети, большое хозяйство - все это отвлекало от музея). П. И. Щукин, владелец музея русских древностей, подаренного им в 1905 году Москве, частый посетитель Голицынского музея, вспоминал: «О князе Сергее Михайловиче Голицыне Гюнцбург отзывался нелестно: «Unsere Furst», печально говорил он мне, «1st kein Biicherfreund, sondern ein Pferdefreund» [1].
[1 «Наш князь не столько друг книг, сколько друг лошадей». - Воспоминания П. И. Щукина. М., 1911, ч. 3, с. 7.]
При нежелании С. М. Голицына заниматься музейными делами К. М. Гюнцбургу приходилось все труднее. Наконец С. М. Голицын решил окончательно расстаться с музеем. Слухи о возможной продаже этого собрания за границу быстро распространились в обеих столицах, с тревогой их подхватили газеты. В Москву уже явились «поверенные иностранных покупщиков», как сообщали «Художественные новости» (1886, № 18, 15 сентября), «но, к великой радости русских любителей искусства, грозившая нашему отечеству утрата одной из его драгоценнейших частных художественных коллекций не случилась…». В 1886 году музей и библиотека были куплены за 800 тысяч рублей Эрмитажем и И ноября того же года под наблюдением А. И. Сомова, старшего хранителя Эрмитажа по отделу картин, рисунков и гравюр, редактора журнала «Вестник изящных искусств» и газеты «Художественные новости», отца известного художника К. А. Сомова, перевезены в Петербург. Художественная коллекция пополнила собрание Эрмитажа; там же осталась и часть книг, а другая поступила в Публичную библиотеку.
Так Москва лишилась одного из лучших своих частных собраний, но печальная участь многих других московских коллекций, проданных полностью за границу, не коснулась Голицынского музея: все его сокровища остались на родине.
«VOULOIR, C'EST POUVOIR»*
[* Хотеть - значит мочь… (франц.)]
В начале 1877 года С. М. Голицын решил сдавать в аренду под квартиры первый этаж главного дома, а помимо того, усердно занялся перестройкой левого флигеля с тем, чтобы, разбив его па квартиры, тоже сдавать.
В 70-х годах, будучи уже знаменитым драматургом, А. Н. Островский все еще продолжал жить в старом наследственном домишке близ Яузы, в Серебряническом переулке, в приходе церкви Николы в Воробине. Деревянный дом постепенно ветшал, сырость и холод разрушали и без того не очень крепкое здоровье Островского, да и теснота (семья к этому времени выросла) сделали жизнь в «Воробииском. уединении», как называл свое жилище сам Александр Николаевич, совсем невозможной.
Ему советовали продать дом и спять квартиру.
«Нет, я привык, - отвечал драматург, - где я найду такие удобства? - рассказывалось в небольшой заметочке, начинающейся словами: «Vouloir, c'est pouvoir», опубликованной в «Дневнике писателя» через шесть месяцев после смерти A. Н. Островского. - Никуда я не перееду, разве
