чиркнув, Штуцер зажёг огонь и, протянув свободную руку, достал с полки керосиновый светильник «летучая мышь», привычным движением поджег фитиль, и вернул зажигалку Роману.
— Ну вот теперь светло… а вообще я не курю… вредно это… а ты, дяденька, покури, потому что скоро начнется.
Это «скоро», началось раньше, чем Роман успел докурить. Его словно парализовало нестерпимой болью. Удар следовал за ударом, пол и стены вибрировали словно резиновые. Тело и мозг сотрясали те же вибрации, вызывая все самые болезненные физические ощущения, которые только могут быть. Казалось, что эта пытка не закончится никогда, но все кончилось так же резко, как и началось, оставив Роману тошноту и слабость. Штуцер, не смотря на свой хлипкий вид, выглядел гораздо бодрее, и уже колдовал у примуса, заваривая чай.
— Я дяденька, чё говорю… Михай, конечно, сволочь та ещё был, но чай пил только заварной, вот его заначку мы сейчас и заварим. — и, помолчав немного, добавил. — Ему всё равно уже не надо.
Взяв в руки горячую, эмалированную кружку, и сделав несколько глотков бодрящего напитка, Роман, сказал:
— Ты, Саня, прекращай меня дяденькой величать, звучит от тебя это как-то не к месту паршиво. Роман меня зовут… лады? — и пристально посмотрел на парня.
— Нет, дяденька, в Зоне так нельзя… имя твоё там, за пределами осталось, а здесь всё по-другому. Зная твоё настоящее имя, Зона тебя никогда не отпустит за периметр…
— Во как всё страшно… Позволь спросить, откуда у тебя такие познания образовались?
Штуцер нахмурился.
— От верблюда… говорят нельзя, значит нельзя. Михай мне об этом рассказывал. Вот ответь мне, дяденька, ты много таких как Люся видел? Или выбросов… там за пределами Зоны? То-то… а тут ещё столько всякой пакости бегает, даже думать жутко. Если я раньше знал бы всё это, никогда бы сюда не потащился, сидел бы в своей осперантуре на физ-мате… — закончил Штуцер.
— У тебя, Саня, слишком много всяких разных «бы»… если бы, да кабы, сам-то что в Зону попёрся, романтики захотелось?
Штуцер, что-то вспомнив, сразу как-то сник.
— Не было у меня никакой романтики. Мама у меня сильно болеет. Лечение очень дорогое, а где мне, студенту, такие деньжищи взять, а приятели мои, Лёха с Фимой, сказали, что они в Зону собираются, денег на артефактах подзаработать, я сними и напросился, взял академический и сюда.
Роман поставил на стол опустевшую кружку.
— Ну и где твои друзья-приятели?
Штуцер проглотил подступивший к горлу ком.
— Они там, у Люси лежат. Мы тоже эту долбаную квартиру с цветочками на стенах нашли, решили в ней переночевать, а дальше ты сам всё видел.
— Да, не повезло парням… — вспомнив увиденное, подумал Роман. — А ты как к этой Люсе в гости не попал?
— Повезло мне просто. Я шаги в подъезде услышал и решил посмотреть… вот с пацанами в квартиру и не зашёл, а там такое началось… я им помочь хотел, да только Михай меня схватил, они в этот схрон ночевать шли, так вот я в бандюках и оказался. Два месяца у этих козлов вместо отмычки по Зоне топал, ну а тут ты их…
У Романа перед глазами пробежали события прошедшего дня, из которых он мог понять лишь то, что ему смог объяснить перепуганный студент. Ответов на свои вопросы он не нашёл, а приобрёл ещё больше. Размышления Романа прервал Штуцер.
— Выпить хотите? Тут водка есть… — и, не дожидаясь ответа, прошёл в дальний угол подвала, достав из стоящего на полу ящика две бутылки пшеничной водки. — Михай её очень берёг… говорил, что она старинная, ещё со времён советского союза. Больше пол века в этом погребе простояла… — и звонко ударив бутылку об бутылку поставил их на стол. — Ты дяденька наливай, а я закусить соображу… да и вообще, жрать охота.
Разогретая на спиртовке тушёнка и пахнущий неизвестно чем консервированный хлеб Роману показался самым вкусным кушаньем. Немного утолив голод, Роман налил по пол кружки водки.
— Давай, Саня, помянем твоих друзей. — водка, горячая еда и безопасное место, сделали своё дело. Разлив последнее по кружкам, Роман сказал. — Всё, Санька, хорош гулять… пора и честь знать. Спать будем.
Осоловевший от выпитого, Штуцер соглашаясь кивнул.
— А всё-таки, дяденька, надо тебе в Зоне имя взять… принято так, и вообще… ты какого рожна сюда припёрся?
Штуцер, смачно икнув, раскатил на грубо сколоченных нарах матрас, и бросив под голову рюкзак Михая с наслаждением растянулся на импровизированной кровати.
— Вот ты ответь мне, дяденька. — не унимался Штуцер. — со мной всё понятно… я сюда по глупости попал, а ты… это вопрос вопросов. О Зоне не знаешь ничего, просто ноль… — и продемонстрировал Роману пустую кружку.
Роман, тоже устроившись на аналогичном со Штуцером ложе, как бы между прочим подметил:
— Тут ты Саня прав, в Зоне этой вашей я полный ноль, но в отличии от отдельных боевитых граждан, на побегушках у бандюков не бегал. — и, опережая не озвученные возмущения Штуцера, примирительно сказал. — Ладно, Саня, не обижайся. Оба мы попали. Я тоже друга послушал… Мы с ним в Припять в начале девяностых ездили, вот и решили молодость вспомянуть, а теперь вот и друг пропал, и я попал… такой вот каламбур получается, и если ты говоришь, что в Зоне надо себе имя или, как у бандюков водится, погоняло придумать, то оно вроде как есть. В армии у меня позывной был, Лис, значит пусть и здесь Лисом буду.
Штуцер оживился.
— А почему Лис, хитрожёпый чёли?
— Дурак ты, Штуцер, одно слово чёли. — вздохнул Роман. — Просто чувствовал куда и когда нельзя лесть… поэтому двухсотых в моём взводе почти не было, вот отцы-командиры мне такой позывной и присвоили.
— А друг твой давно пропал?
Роман задумался.
— Даже не знаю… Я тут, Штуцер, вообще ничего понять не могу… монстры, выбросы, миражи… и время чёрт знает как идёт, ну а друг… видимо недавно, вот его искать и пошёл. Штуцер, слушай… — Но Штуцер, по-детски свернувшись калачиком на своём матрасе, уже сладко сопел.
— Вот и поговорили… — Роман ещё раз посмотрел на безмятежно спящего Саню и ощутил навалившуюся усталость. Убавив фитилём свет лампы, устроился на топчане, стоящем напротив такого же, стоящего через стол, на котором посапывал Штуцер, закрыл глаза и забылся неспокойным сном. Пробуждение облегчения не принесло. Всё тело ныло, словно после хорошей драки, усугубляясь головной болью от ссадины и выпитой вечером водки. Оставшийся на столе, холодный, не допитый чай, Роману пришёлся как нельзя кстати. Роман, поднялся и легко похлопал плечо всё ещё спящего
