лесу оказался демон? Зачем напал на них? Они же ничего ему не сделали!
Он злобно расхохотался, наслаждаясь ее страхом.
— Надо, милая, надо. Я ведь демон. Не могу же я отпустить тебя, совсем не навредив? Меня перестанут уважать.
— Я никому не скажу! Не надо убивать девочек!
— Хм, хочешь их спасти?
— Да!
— Но за все надо платить. Во сколько ты оценишь их жизни?
Беата порылась в карманах. Там, как назло были лишь одна конфета, фантик и пара мелких монет. Затем ее взгляд пал на «книгу заклинаний», и она без колебаний протянула ее демону.
— Мало. Да и ни к чему она мне. Жизнь нужно оплачивать жизнью. Сколько лет своей жизни, ты отдашь им, Беата?
— С-сколько лет? Я не понимаю…
Демон одновременно склонил головы набок. А затем вдруг потянулся ими к ней. Его шеи все удлинялись и удлинялись, превращаясь в толстых мохнатых змей. Они обвили дрожащую Беату и зашептали ей на два уха:
— Они умрут сейчас. Но если…
— …отдашь год — через год.
— …отдашь два — через два.
— …дашь десять — проживут десять лет.
— …но ты умрешь на десять лет раньше. Сколько должна прожить наша маленькая Беата?
— Восемьдесят один год.
— …сколько отдашь подружкам?
— Десять! — отчаянно крикнула Беата.
Этот срок казался ей огромным и одновременно незначительным. Подумаешь, умрет в семьдесят, а не в восемьдесят, так и так — старухой! Зато Аду, Вэл и Голди тоже отпустят!
Демон ослабил хватку и втянул головы в плечи.
— Значит, у нас с тобой договор, да? Я не убиваю их сейчас, и они проживут еще десять лет?
— Да!
— А ты умрешь в сорок один год.
— Что? Почему?
— Так ведь каждой надо отдать по десять лет, — ухмыльнулся демон. — А ты что подумала? Что одной десяткой всех выкупишь?
Беата всхлипнула и посмотрела на подруг, погруженных в колдовской сон.
— Тогда должно быть пятьдесят один, — сглотнула она, — если из восьмидесяти одного вычесть тридцать, будет пятьдесят один.
— Гляди-ка, заметила, — демон ощерился острыми зубами, — а этого спасать не будешь?
Он сделал шаг в сторону и показал Беате деревенского мальчишку, застывшего, как и ее подруги. Мелкий дурак вечно таскался за ними, дразнил, что их надо сжечь на костре, следил и иногда швырялся грязью. Противный мальчишка! Опять притащился их доставать!
— Он мне не друг! Не буду я ему помогать!
— Молодец! Правильно решила, — одобрительно заявил демон, — он сам виноват: раз ты обрекаешь его на мучительную смерть, значит, есть за что. Кстати, он все слышит. Сейчас вы все уйдете живыми, а его я запытаю до смерти. Но кому он, в самом деле, нужен?
Беата замерла. Деревенский мальчишка в ужасе смотрел на нее. Она будто слышала его беззвучный вопль о помощи. Совесть вцепилась в нее острыми зубами. Беату растили доброй девочкой. Погубить человека, даже такого паршивого, как этот дурак, было немыслимо. Да и что такое десять лет? Это ведь много, а тридцать — еще больше! Она проживет долгую жизнь и будет гордиться сделанным. Все будут ее хвалить за спасение подруг и этого недокормыша.
— Я согласна. Пусть он тоже живет десять лет.
Демон явно читал ее мысли.
— Ах, да, ты никому об этом не расскажешь, иначе сделке конец, и вы все немедленно умрете. Никто не узнает, что ты сделала, понятно? Ни подружки, ни родители. Добрые дела требуют тишины, а настоящим героиням признание не нужно, верно ведь?
Беата опустила голову.
Никто не узнает о ее благородстве? О том, что она спасла подруг, ценой своей жизни?
— Никто. Совсем никто и никогда, — ухмыльнулся демон.
Она прикусила нижнюю губу, чтобы не расплакаться от обиды, и кивнула.
— Пусть. Только отпустите их.
— Доброта бесполезна и наказуема. Скоро ты это поймешь. Сорок один год, Беата. И двадцать — для остальных. А потом вы умрете. Увидимся в аду, малышка.
Демон щелкнул пальцами и исчез. Девочки очнулись и с криками бросились домой. Боясь проболтаться, Беата больше молчала, а подружки рассказывали о страшной встрече с демоном. Они не заметили погружения в сон. Демон «ничего им не сделал, только напугал». Разумеется, родители увезли их из деревни и несколько месяцев водили по сильным ведьмам, пока не убедились, что никаких смертельных проклятий демон не наложил. Обратно возвращаться не стали: родители Беаты и Ады переехали в Ринстоун, мать Валери — в Лакфурт, ну а Голди отправили в ковен ведьм в Туре. Их детская дружба потихоньку развалилась, не выдержав расстояния.
Тридцать лет пролетели незаметно.
***
Противный мальчишка был первым, кто заставил Беату пожалеть о своей щедрости: паршивец не оценил спасения и перед самым их отъездом испортил сохнувшее на веревках платье Адалинды, через окно запустил ужа в комнату Валери и облил грязной водой Голди. Рассерженная Беата искала его, желая расцарапать лицо и вытрясти обратно свои десять лет, но не нашла. Он прятался от нее, как от чумной, хотя мог бы сказать спасибо за спасенную жизнь.
Но люди всегда были неблагодарными. С радостью принимали и не отдавали ничего взамен. Тот, кто жертвовал собой, всегда оставался в проигрыше. Умеющий использовать других — в выигрыше.
Пуховка громко замурчала, прижавшись к ней. Она изо всех сил пыталась успокоить хозяйку. Беата расслабилась и поцеловала ее в белоснежную мордочку.
— Я не о тебе, хорошая моя. Ты умеешь любить, и я счастлива, что ты со мной. И умрем мы с тобой в один день. Немного жаль, но жизнь у нас с тобой выдалась неплохая, правда? Веселая. Яркая. Интересная. Я бы еще пожила, честно говоря.
Но это было невозможно. Беата пять лет изучала демонологию в отчаянной надежде что-то изменить, но не добилась успеха. Адалинда, Валери и Голди были мертвы. Внезапная болезнь, сердечный приступ, несчастный случай. Несмотря на «естественность» причин, ни одна не прожила больше двадцати лет. Беате оставалось жить год. И этот год она потратит на то, чтобы найти ту мразь, что всех их убила. Демоны не приходили к людям сами по себе. Какой-то жалкий кусок дерьма возжелал славы или богатства и призвал им на головы смерть. И раз демон не позаботился растерзать его, это сделает Беата.
Офицер Харт ошибался. Она не была сыщицей. Беата была убийцей, ищущей свою жертву. Она вернулась в Хисшир, чтобы совершить первое и последнее в своей жизни преступление и умереть, избежав ответственности за него.
Человек, призвавший демона в деревню, сдохнет в муках. Предсмертные проклятья ведьм бывали очень изощренными. А главное — неснимаемыми. Если уж ей скоро в ад, она