останется в прошлом.
Заполнив все нужные бумаги в регистратуре, я опускаюсь в пластиковое кресло, ожидая, когда меня пригласят в другой кабинет. Там мне должны выдать ту самую волшебную таблетку, которая, собственно, и решит мою проблему.
Чтобы скоротать время, достаю из сумки телефон и принимаюсь листать новостную ленту. Погружаюсь в чтение статьи о вымирающих видах животных, когда внезапно мое внимание привлекают усевшиеся напротив мама с дочкой.
— Детка, посиди тут смирно, хорошо? Я врачу только вот эту бумажку отдам и сразу же вернусь, — швыряясь в сумке, произносит женщина.
— Хорошо, мамочка, — с улыбкой отзывается ребенок. — Я буду тебя ждать.
Когда родительница скрывается в кабинете, девочка осторожно расправляет складки на своей юбочке, а затем складывает крошечные ладошки на коленях. Всем своим видом она напоминает модель с обложки каталога детской одежды — такая же миленькая и ладная.
Спустя пару минут возвращается ее мать. Ласково погладив дочурку по голове, она присаживается рядом и извлекает из сумки яркий чупа-чупс:
— Это тебе, крошка.
Радость, отразившуюся на лице ребенка, трудно подделать. Она так и искрится в ее больших синих глазках, так и растягивает рот в счастливой улыбке.
— Спасибо, мамочка! — подскочив на месте, девочка крепко обнимает родительницу. — Ты у меня лучшая!
Эта вроде бы совершенно обыденная сцена по непонятным причинам вызывает во мне широкую гамму чувств. От банального умиления до внезапно нахлынувшей тоски, что у меня, в отличие от этой женщины, нет такой маленькой сладенькой девочки, которую можно было бы баловать конфетами.
Поймите правильно, я далеко не первый раз в жизни вижу детей. Но раньше они казались мне какими-то чересчур шумными, визгливыми, а порой и вовсе невоспитанными. Глядя на них, я не ощущала ни малейшего желания обзавестись своими собственными. А вот с этой синеглазой девочкой все как-то иначе: смотришь на нее — и в душе прямо ландыши распускаются.
— София Орловская? — соседняя дверь распахивается, и на пороге появляется медсестра.
— Это я, — легонько приподнимаю руку, привлекая к себе внимание.
— Пройдемте, пожалуйста, в кабинет.
Опускаюсь на стул напротив немолодой женщины-врача, которая принимается неспешно и довольно подробно описывать мне предстоящую процедуру. Однако, сколько я ни вслушиваюсь в ее слова, сосредоточиться на них никак не получается. Мысли против воли то и дело возвращаются к той трогательной сценке, где девочка в порыве благодарности сообщает маме, что она лучшая.
Интересно, я когда-нибудь услышу такую фразу в свой адрес? Наверное, чертовски приятно осознавать, что человечек, которого ты произвел на свет, любит тебя всей душой. Чистой и светлой любовью.
Кстати говоря, та женщина, мать синеглазой девочки, на вид была чуть старше меня. Лет на пять, может быть. А это значит, что она родила свою принцессу, будучи примерно в моем возрасте.
— Ориентировочно через две недели вам нужно будет прийти на повторное УЗИ, чтобы оценить содержимое полости матки, — как ни в чем не бывало вещает врач. — К тому моменту в ней должны отсутствовать остатки плодного яйца и сгустки крови.
Перевожу взгляд на стену, на которой висит макет, демонстрирующий ступени развития плода в утробе матери, и до меня вдруг доходит, насколько непоправимую вещь я собираюсь совершить. Прямо сейчас у меня в животе растет маленькая частичка жизни, крошечный набор генов — моих и одного из тех мужчин, с которыми я была близка накануне.
Пройдет время — и этот пока что невнятный комочек превратится в маленького человека. У него сформируются ручки и ножки, он станет посасывать пальчик и тереть глазки. Он будет развиваться и жить в моей утробе до тех пор, пока не будет готов появиться на свет. А потом…. Потом случится настоящее чудо!
Ребенок родится, адресует мне первую улыбку, назовет мамой… Разве могу я добровольно отказаться от такого счастья, когда оно уже так близко? Разве имею я право перекрывать кислород жизни, которая так отчаянно цепляется за свой шанс?
Я забеременела со спиралью, а значит, этот ребенок априори особенный! Еще будучи зиготой, он умудрился проявить свою настойчивость и целеустремленность. А ведь именно эти качества я больше всего ценю в людях!
Да, я не знаю, кто отец моего ребенка, но, по большому счету, что это меняет? Самое главное, что это мой малыш. Моя плоть и кровь. Остальное — лишь маловажные детали.
Новая, непривычная мысль подобна удару обухом по голове — дезориентирует и жутко волнует. Сердцебиение учащается, ладони потеют, а слова, которые уже давно пора произнести, застревают в горле.
— Вот, держите, — врач кладет передо мной таблетку. — Воду можете налить в кулере.
Смотрю на светло-серый блистер и понимаю, что в этот момент решается моя дальнейшая судьба.
— Эм… Вы знаете, я… Я передумала, — страшась собственной решимости, выпаливаю я.
— Передумали? — переспрашивает она, однако удивленной совсем не выглядит.
— Да… Да! — рывком встаю со стула. — Вы меня извините, ладно? И денег за процедуру можно не возвращать… Я пойду, до свидания!
— До свидания, — бросает мне в спину врач, и в ее голосе я отчетливо слышу усмешку.
Должно быть, беременная, передумавшая идти на аборт, — здесь нередкий случай. Наверняка я такая не первая и уж точно не последняя.
Вылетаю в коридор и, прижавшись спиной к стене, пытаюсь унять чересчур разошедшееся сердце. Вот это да! Неужели я только что решилась? Решилась стать мамой?
В каком-то странном необъяснимом порыве прикладываю руки к животу, а потом тут же смеюсь над своим сентиментальным жестом. Ну какая глупость! Жизнь внутри меня еще настолько мала, что я при всем желании вряд ли ее почувствую. Однако мысль о крошечном эмбрионе невероятно греет душу и теснит грудь приятным волнением.
Боже! Сколько всего мне теперь предстоит сделать!
Глава 7
— Ах, дочка! — мама хватается за сердце и потрясено хлопает глазами. — Это же такая большая радость!
Реакция родительницы вполне предсказуема. Последние лет пять она только и делает, что талдычит мне о семье, детях и материнском счастье, которое я непременно должна испытать.
Раньше эти темы вызывали у меня стойкое неприятие, сопровождающееся раздражением, однако теперь придется привыкать: кажется, подобные разговоры будут сопровождать меня на протяжение всех девяти месяцев беременности.
— Дай я тебя обниму, Сонечка! — она заключает меня в крепкие объятья. — Наконец-то это чудо свершилось! А то я уж было начала думать, что так и умрешь старой девой!
Чтобы вы понимали, моя мать — это удивительное сочетание душевной простоты и врожденной бестактности. Каких только заявлений с пометкой «от чистого сердца» я от нее не наслушалась!
Помнится, когда я была в выпускном классе,
