тем же именем от одних и тех же родителей появились на свет с промежутком в два года, что и было отмечено в церковной книге. Первый умер, вероятно, почти сразу, что неудивительно при тогдашней высокой детской смертности – маленькое привидение из бесконечного числа неоплаканных младенцев, ибо души их считались невинными (а оплакивание было покаянием, помогавшим душе быстрее достичь неба). Психология предлагает более глубокое или альтернативное объяснение: дети умирали так часто, что родители во избежание душевной боли стремились напрочь забыть о них, и как можно быстрее. Имя Америго требовалось сохранить в семье, ибо так звали патриарха родового гнезда. Поэтому оно перешло к следующему сыну. На его свидетельстве о крещении стоит дата – середина марта 1453; но официальные документы Флоренции того времени, как и во многих других частях Европы, следовали календарю, который начинался с праздника Благовещения 25 марта. Что логично, поскольку это было датой непорочного зачатия Христа, и мода на языческую дату – 1 января – имитирующую практику древнего Рима, еще не возобладала. Итак, по сегодняшним представлениям этот Америго родился в 1454 году.
Но был ли он нашим Америго? Основания это утверждать имеются, поскольку четырьмя годами позже его отец указывает в документе возраст ребенка – четыре года. Хотя родители той эпохи были поразительно равнодушны к дням рождения, всё же вряд ли они потеряли счет его годам на столь ранней стадии жизни. Самого Америго, как и других в то время, мало заботила дата рождения, и в позднейших документах в этом отношении царит неразбериха. Так что вовсе не исключено, что он не прибыл в этот мир в 1454 году, а был третьим, нигде не записанным Америго, рожденным той же парой. Если бы меня не сдерживало отсутствие прямых свидетельств, я бы поддержал именно это мнение, поскольку на всех последующих стадиях своей жизни Америго кажется слишком молодым для своих «официальных» лет. Его образование, если придерживаться версии с 1454 годом, продолжалось, когда Америго уже перевалило за двадцать, – причем, хотя оно находилось в наиболее интенсивной фазе, он остался всего лишь средне образованным школяром. Возможно, он поздно начал или задержался с развитием, или принадлежал к категории «вечных студентов»; но это одно из наиболее смущающих обстоятельств в хронологии жизни Америго.
Как бы там ни было, наш Америго родился в семье, где смерть оставила свои знаки. Предыдущий ребенок уже умер. И, похоже, что у младенца, прибывшего в этот мир в 1454 году, имелся близнец: в сертификате крещения записано «Америго и Маттео». Если оба имени не относились к одному ребенку, то Маттео Веспуччи был другим младенцем, не пережившим детства. Сестру Аньолетту занесли в налоговую декларацию в качестве «едока» – флорентийские чиновники на всё смотрели под практическим углом зрения, – когда ей был один год. Затем она исчезает из записей.
Если считать только выживших детей, то у Америго было два старших брата: Антонио, чьей судьбой станет юриспруденция, и Джироламо, который после некоторого «порхания» в юности в итоге придет в лоно церкви. Если судить по некоторым горьким замечаниям, предназначенным для Америго в сохранившемся письме Джироламо, Антонио был любимчиком матери Лизы, забравшим себе всю ее любовь. «Ты пишешь, – подытоживал Джироламо, – что мона Лиза чувствует себя хорошо и посвятила всю себя воспитанию Антонио и проявляет мало интереса к нам обоим»[36]. Но никаких выводов касательно психического развития Америго, впрочем, сделать из этого нельзя. Если Америго и чувствовал некоторую обиду, то ни разу более не говорил о ней ни в одном из дошедших до нас документов. Но очевидно желание Америго оправдаться, почему Джироламо не следует рассчитывать на получение того, что он, очевидно, неоднократно у него просил: денег и помощи в церковной карьере. Вполне нормально для старшего брата требовать к себе максимального внимания, поскольку его готовили и к наибольшей ответственности; и хотя поклонники Фрейда могут держаться иного мнения, я полагаю, что нормальное детство в привычной культурной среде вряд ли может иметь деформирующий эффект. И всё же перспективы младших сыновей были, безусловно, ограничены выбором старших братьев. Раз Антонио избрал закон, а Джироламо – церковную стезю, то выбор у Америго и его младшего брата Бернардо сужался. Можно было пойти на государеву службу или в богатый дом; привлекательной могла показаться военная карьера. Наиболее вероятным выходом был отъезд за границу, возможно, в качестве торговца. Как мы увидим, оба молодых человека пытались избрать этот путь на разных этапах своей жизни.
Есть еще один пассаж, намекающий – как бы сейчас на это посмотрели – на обычную форму психологической травмы. В школьном упражнении, не поддающемся датировке, Америго нужно было описать себя. «Меня зовут Антонио, – писал он, – по прозвищу “Великий”, не меньше. Но я сам себе кажусь маленьким, ничем не выдающимся и малообразованным»[37]. Это всего лишь упражнение; Америго, вероятно, даже не был автором этих слов, но лишь переводчиком с оригинала, составленного, например, его старшим братом. Но той же рукой на форзаце намалеваны пробы подписи «Антонио» и «Антониус». Является ли это свидетельством юношеского соперничества, зависти или даже потенциальной ненависти? В Вене конца 19-го века такой вывод сделали бы с неизбежностью, но не в кватроченто – эпоху итальянского Возрождения во Флоренции.
Образование Мага
Америго не был избалован серьезным образованием. Семья была обеспеченной и с хорошими связями, но не богатой. Его отец Настажио оказался щедр только к старшему сыну, который должен был наследовать ему в профессии нотариуса. Будущему главе семьи было важно получить хорошее образование, ибо впоследствии именно ему предстояло нести всё бремя ответственности за нее, включая поддержку менее успешных родственников. Для семьи было большой удачей наличие такого высококвалифицированного тьютора, как Джорджио Антонио, ибо брат Настажио являлся одним из наиболее уважаемых ученых мужей города. Он унаследовал виноградник в Перетола, но продал его своему брату в 1464 году. Эта связь обеспечила юному Америго доступ в круг «золотой» молодежи и современное образование – он изучал не только поэзию, риторику, историю и философию гуманистического направления, но также космографию, астрономию и астрологию, что особенно ценилось в мире Джорджио Антонио.
Связь между Америго и его тьютором, похоже, была близкой. Сохранившиеся выражения преданности и благодарности, очевидно, адресованы Джорджио Антонио: «Вы направляли и учили меня, словно добрый и мудрый наставник, и поэтому я всегда буду слушать и почитать вас и ценить намного больше, чем любого другого учителя»[38]. Он оставался в близких отношениях со своим дядей; по крайней мере, так считала вся Флоренция, и заключительные строки многих частных писем, адресованных Америго, выражают уважение к этому
