слуги.
Начальником такой ода был Мехмет.
Для Андрея началась новая жизнь. Чуть свет он бежал по соседним лавкам. Наведывался к армянину за заказанной янычарами пастурмой — копченой, густо начесноченной говядиной, или за шиш-кабабом — бараниной с зеленью и злым перцем. Потом в башанэ — харчевню, где готовят блюда из риса, овечьих ног и голов. Забирал у муаллеби джи — молочника — сметану, кислое молоко. Покупал чеснок, лук и всяческую зелень, которую так любят турки.
Свертывал, рассовывал по углам, распихивал по шкафам матрацы янычар.
Вооружившись ятаганами и дубинками, янычары отправлялись во главе с Мехметом на дежурство в Арсенал, или на охрану резиденций иностранных послов, или на обход площадей и улиц Стамбула. Андрей тогда должен был вымести спальню, наполнить водой кувшины.
Если янычары обедали дома, то, совершив намаз, усаживались на полу за дастарханом или вокруг тепси, большого медного подноса на подставке. Кусочками лепешки подхватывали из блюда плов, доставали руками мясо. Угощались арбузами и дынями. Пили разбавленное холодной водой молоко. Пообедав, мыли руки в лохани. Все это нужно было убрать и вымыть. Вечерами Андрей зажигал масляные светильники, свечи. Дел много. Но разве сравнишь их с работой в тюрьме?
Мехмет не раз и не два расспрашивал о своем деде. И Андрей повторял то, что слышал от старика в Кафе. Как татары разграбили станицу. Как были зарублены отец и мать Грицько.
— Старый уже твой дед, Грицько. А помирать, не увидавшись с тобой, не хочет.
Янычар вздыхал.
— Большой… усы. Во сне приходит. Говорит…
Когда Мехмет не понимал что-нибудь, он звал на помощь своего приятеля Масуда. Масуд говорил по-русски куда лучше. Татары поймали его на околице деревни, когда ему было десять лет. Масуд, как и многие в ода, держал в городе лавчонку на подставное лицо, приторговывал фруктами[2].
Однажды Масуд зазвал Андрея в кава-ханэ, которых было множество на берегу Золотого Рога. Они сидели на низких деревянных скамьях, покрытых циновками. Пили йеменский кофе. Разглядывали прохожих. В кава-ханэ никому дела нет до того, кто в какого бога верует. Здесь встречаются друзья поиграть в сатрандж — шахматы, подымить чубуками, добавив в табак алоэ и мускус. Звучат восточные мелодии. Танцуют цыганки и черкешенки.
Разговор получился откровенный. Масуд словно исповедовался.
— Михаилом, Мишкой меня звали. Это помню. Отца, мать — помню. Медный крест носил — помню. А откуда родом — не знаю. И никто мне это не скажет…
Рассказывал Масуд, что из славян не только они — янычары, но и многие вазиры, большие начальники, их жены и слуги. Кровь турок разбавлена славянской кровью. Семь лет он провел в аджеми-оглане, корпусе детей-варваров. Там его учили не знать ничего и никого, кроме ятагана, своего аги — командира и кази — судьи. И все-таки не смогли убить чувство родины…
— Не забыл ты русский язык, Масуд, — признал Андрей. — Как это тебе удалось?
— Да как. Говорил сам с собой: вот это дом, а это дерево. Вон человек идет. Вон лошадь бежит. Говорил с друзьями. Тайком. Наказывали за это строго. А потом, мало ли в городе русских?
— Кто же ты? Христианин? Магометанин?
Янычар отвечал задумчиво.
— Не знаю. Турки мы с Мехметом. И зови ты Мехмета Мехметом, а не Грицько. Не нравится это нашему аге…
Андрей с любопытством приглядывался к янычарам. Басурмане, а все родом из завоеванных турками христианских стран на Балканах, из Польши и России. Не дураки выпить.
Янычары гордились тем, что, мол, каждый из них стоит семи врагов. Потому именовали себя убийцами семи. Жили на жалованье из казны. Раз в год, в Святую ночь, получали голубую салоникскую ткань на одежду по десяти аршин на брата, отрезы муслина на тюрбаны и рубахи. Когда жалованье задерживали слишком долго и жить становилось не на что, подымали мятеж. В последний кровавый мятеж 1687 года янычары разбили дворец самого султана, разграбили половину Стамбула.
Искреннее изумление вызвали у Андрея яялары. Ну и народ! Свою и чужие жизни они не ставят ни в грош. На теле у многих особая татуировка — суры Корана. С врагами султана яялары бьются, прикрывшись шкурами диких зверей. При осаде вражеских крепостей яяларов первыми бросают на приступ. И эти смертники, одурманенные гашишем, заваливают своими телами рвы, открывая путь янычарам, которые следуют за ними с диким обвальным воплем: «Алла!»
Частыми гостями в казарме были факиры из секты бек-ташей, «крутящиеся дервиши» из секты мевлеви.
Ах, как пригодились знания и опыт, обретенные в доме месье Ремо! Стал Андрей у янычар домашним лекарем. Между дел учился говорить по-турецки. В свободные часы с интересом заглядывал в соседнюю Галату. Галату турки называют городом неверных. Там хозяева — иноземные купцы. Ходил Андрей по пристаням, глядел, как разгружаются корабли из Генуи, Лондона, Марселя, Бреста и Амстердама. В Галате живут вокруг своих церквей и синагог армяне, греки, евреи. В ее тесных кварталах обитают люди, связанные с морем, — таможенники, агенты купеческих домов и иностранных посольств, писари, матросы, грузчики, сторожа судов и складов. Лепятся матросские кабаки, скандально известные на всем Востоке.
Иногда Масуд или кто-нибудь из янычар давали поручение съездить в город, и Андрей, уплатив пару монеток каикджи — перевозчику, переправлялся на южный берег. На южном берегу — главные склады Стамбула. Сюда прибывают турецкие и греческие суда со строевым лесом и дровами с берегов Черного моря, с зерном из Крыма, Румынии и Болгарии. Отсюда купцы снабжают всем необходимым дворец султана, богатые кварталы Эминеню, Махмуд Паша, Баязид, городские рынки и караван-сараи.
Выполнив поручение, Андрей спешил на Большой базар — один из величайших базаров Ближнего Востока. Войдя в него одними из восемнадцати ворот, он подолгу бродил по тесным улочкам, забитым народом. На Большом базаре таких улочек 67, кроме того, есть еще несколько площадок для общих молитв, пять мечетей и семь фонтанов. Интересно было потолкаться у купеческих лавок, где торгуют парчой, бархатом, узорчатыми шелками. Едва стемнеет, купцы зажигали на прилавках большие свечи в серебряных канделябрах. В районе ювелиров — бесконечные ряды поставленных друг на друга сундуков и сундучков. Богатые стамбульцы покупают здесь драгоценные камни, красивые изделия из фарфора, серебра и золота. Есть ряды, где торгуют коврами. Высоко ценятся здесь русские меха. Да мало ли что еще могут предложить стамбульские и иноземные купцы!
Всегда много народа у мечетей Айя-София, Нур-и-Османия, Сулеймания, Фатиха-Ахмад. Однажды Андрей видел самого султана. Тот ехал верхом на аргамаке. На султане были просторные белые одеяния, хохол на тюрбане сверкал драгоценными каменьями. За
