право делать то, что они делают).
Часть 1. Образование демократических государств
Почти все теоретики демократии на Западе либо утверждают, либо предполагают, либо воображают, что все народы желают демократии как политической системы, в которой они живут. Это убеждение, по сути, является самым важным априорным допущением, которое делают основатели демократии, и во многом оно напоминает априорное допущение, которое должны делать и основатели недемократических государств. Например, большевики считали, что российский пролетариат, да и вообще рабочие
Повсюду - желали коммунистической революции, даже если еще не осознавали этого.
И демократические, и недемократические основатели понимают эти разные желания одним из двух способов. Если убеждения и воля народа представляются хорошо определенными и стабильными в начале существования страны, то государство должно быть устроено таким образом, чтобы способствовать выявлению народной воли и ее воплощению в политических решениях. Хотя это и является универсальным идеалом, ни демократические, ни недемократические основатели не представляли себе в полной мере народы своих стран именно в таком виде в момент создания нового государства. С другой стороны, если убеждения и воля народа представляются как если политическая система нестабильна и податлива, то она должна быть направлена на переформирование граждан, чтобы государство могло воссоздать народ таким образом, чтобы его убеждения и его воля были правильно и полно сформулированы. Метрикой, с которой сравниваются убеждения и воля народа, является трансцендентное социальное назначение государства. Таким образом, согласование воли народа с этим трансцендентным социальным назначением, по крайней мере частично, производится государством после его основания.
В западных демократиях процесс такого выравнивания более или менее незаметен, поскольку большинство наблюдателей, участников и теоретиков разделяют базовое предположение о том, что народ должен желать демократии как естественного импульса человеческого состояния. Это предположение скрывает тот факт, что демократия, тем не менее, является фантастическим царством, в котором такие воображаемые духи, как избирательные мандаты, общественное мнение, права граждан, свобода и вольность, взаимно подтверждают и санкционируют существование друг друга (иначе бесплотного). Основание, которое, якобы, создает демократию, является таким же фантастическим, как и все остальное в этом царстве.
Во всех основаниях присутствует неразрешимый парадокс, связанный с тем, что народ не может быть создан без предварительного формулирования трансцендентной социальной цели, имманентно присущей его коллективной социальной жизни. Это легко увидеть на примере недемократических оснований (например, пролетариат для Советского Союза, немецкая раса для нацистской Германии, шииты-богомольцы для Ирана). Но и западные демократии делают такие фундаментальные допущения, поскольку определяют и декларируют трансцендентную социальную цель нового государства как волю народа еще до того, как определят, кто этот народ. Англичане, например, сделали "права англичан" трансцендентной социальной целью английского государства, тем самым неявно заявив, что другие народы не должны консультироваться или включаться в его (весьма расширенное) основание. Основание Америки возникло из жалоб на то, что колонистам не были предоставлены права и лишь позднее и неполно попытались осмыслить трансцендентную социальную цель, которая на самом деле не была глубоко английской по своей сути. Поскольку американские основатели не очень старались, они потерпели неудачу. Героически настаивая на универсальных правах человека, Французская революция началась с утопического принятия этих универсальных прав как общего права всего человечества; затем, прогрессивными шагами, она ограничила их рамками французской нации и тем самым уравняла народ с государством. Попутно политическая элита исключила из состава французской нации подавляющее большинство дворянства и католического духовенства, поскольку они не были привержены трансцендентной социальной цели, сформулированной Национальным собранием. За всеми основаниями скрывается неразрешимый парадокс: народ не может явить через волеизъявление трансцендентную социальную цель своего коллективного существования, не будучи в то же время в корне детерминированным этой целью. Если бы эта материальная реальность не была завуалирована, она бы пробила пузырь, в котором демократия была подвешена вопреки разуму и логике.
Учитывая почти тотемическое положение законодательных собраний как политического проявления воли народа, они занимают центральное место в демократических государствах. В демократическом воображении делегаты, представляющие народ, собираются вместе для выработки конституции, с которой народ впоследствии соглашается, иногда посредством отдельного ритуала (например, референдума), а иногда нет. Конституция объединяет трансцендентную социальную цель народа, суверенитет нового государства и согласие народа и тем самым закрепляет право нового государства на управление.
Все эти законодательные собрания объединяют, по крайней мере, три особенности. С чисто инструментальной точки зрения эти особенности присущи всем законодательным собраниям, поскольку они необходимы для выполнения их основных функций: (1) выдвижения альтернатив; (2) рассмотрения этих альтернатив; (3) коллективного учета этих предложений при принятии решений. С теоретической точки зрения, эти функции лежат в основе действий делегатов, которые как агенты
Народ свободно и коллективно вырабатывает новую суверенную власть. Другими словами, подобная организация совещательного собрания поддерживает с точки зрения нормативной теории утверждение о том, что делегаты точно и правдиво представляют волю народа в процессе обсуждения.
В демократических государствах коллективная воля народа обычно представляется как нечто, выявляемое в процессе обсуждения, поскольку предполагается, что народная воля существует в более или менее полной форме до созыва конституционного собрания. Делегаты, участвующие в конституционном собрании, лишь фиксируют содержание коллективной воли в процессе создания конституции. Недемократические основания более сложны, поскольку коллективная воля представляется частично неоформленной, хотя общий импульс к воплощению трансцендентной социальной цели в новом государстве представляется имманентным социальной реальности. Политическая элита в таких случаях фиксирует, переформулирует и корректирует этот импульс, поскольку обладает специальным опытом или знаниями о том, чего именно должен желать (и несовершенно желает) народ. После создания государства одной из самых насущных задач становится доведение воли народа до совершенства, чтобы она совпала с пониманием политической элиты. В целом можно сказать, что демократические учредители представляют себе, что дискуссии в конституционном собрании "выявляют" коллективную волю народа, а недемократические учредители "создают" эту волю. Хотя это обобщение и излишне, но оно позволяет выявить основное различие между двумя видами учредительства.
Однако всегда следует помнить, что политические элиты всех государств имеют четкое представление о том, какую форму должно принять государство, и это представление, как известно, в большей или меньшей степени отличается от того, что выражает в той или иной форме сам народ.9 Как мы увидим, американские основатели представляли себе, что коллективная воля народа желает ограничений на свое выражение в новом государстве в виде: (1) создания некоторых институтов, которые лишь отдаленно зависели от выборов, если вообще зависели; (2) создания укрытий, через которые индивидуальная воля лишь некоторых людей могла бы формально выражаться в политике; и (3) создания прав, как индивидуальных прав, недоступных коллективной воле народа, так и институциональных пределов, за которыми ни национальные,