опоздаешь! Пропустишь запеканку.
— Беее, — кривит мордашку Алиса, — пока, Миша.
— Пока, плюш, — машет он.
Через десять минут запарившаяся и вся мокрая, я выхожу из сада. Пока эту егозу разденешь, семь потов сойдёт.
— Погнали? Если поспешим успеем на семьдесят второй, — встречает меня Миша.
— Надо успеть!
Семьдесят второй идет прямо к школе. Очень удобно, не придётся проходить ещё квартал от другой остановки. А дальше этот маршрут едет прямо к «Университету», в котором как раз учится Помазов.
И Давид с ребятами тоже.
Мы не раз с Мари после уроков прогуливались туда. Она — чтобы как бы невзначай встретиться с Демьяном, а я… чтобы увидеть Давида.
На автобус мы успеваем вовремя. Людей отсюда едет немного, поэтому мы занимаем свободные места.
— Зачем Алиску к бабушке отправляете? Опять отец чудит?
Сочувственный взгляд друга касается моего лица, и я киваю. Опускаю взгляд на грязный пол.
— Да.
— Жесть. Как твоя мама справляется… я не представляю. И не ушла же еще от него…
Я тоже не представляю. И если бы раньше даже не допустила мысли о её уходе, то сейчас этот вариант отрицать не могу. Хотя мама очень любит отца. Любила… Он был для неё всем миром. Как она только не пыталась вернуть его к прошлой жизни. В клиники обращалась, тратя баснословные деньги, к психотерапевтам. Только напрасно всё. Папа сам, кажется, не желает возвращаться.
— Я не знаю на сколько её хватит!
— А ты сама как? Под глазами мешки опять. Не спала, Оль?
— Как и обычно в последнее время.
— Тебе надо развеяться. Давай как-то в кино махнём. Я плачу!
— Да не надо, Миш.
— Никаких не надо. Как будто я не знаю ваше положение.
Друг толкает меня в плечо, а я прикидываю, что на самом деле не прочь развеять мозг.
— Ладно, давай. Я за. Только заплачу за себя сама.
— Ну смотри.
— Ты сам как?
— Да норм. Грузят только конкретно по учебе. Бошка взрывается.
— Как Света?
— А никак. Мы расстались.
Отмахивается, а я закатываю глаза. Не удивительно даже. У него дольше, чем месяц отношения не длятся. Шило он, вечно тянет куда-то в другую сторону.
— Дурило ты, Мишка! Когда уже нагуляешься?
— Вон плюшка вырастет и тогда остепенюсь! — играет бровями, за что тут же получает от меня локтем в ребро.
— Только попробуй!
— А чё? Разница возрасте четырнадцать лет не так уж плохо!
— Даже вот не начинай!
— Мужчина в самом расцвете сил!
— Миша!
— И нежная двадцатилетняя плюша.
Последняя фраза заставляет его самого запнуться. Мы оторопело смотрим друг на друга, одновременно кривимся от отвращения, и начинаем смеяться.
— Блин, точно инцест. Она же мне как сестра!
Ну наконец на него снизошла умная мысль!
Следующие несколько остановок мы болтаем, а потом я, чмокнув его на прощание, выхожу из автобуса.
Мариам вижу почти сразу. Она как раз выбирается из автомобиля отца, рядом с которым на переднем сидении сидит Давид.
Мой взгляд безоговорочно цепляется именно за него. На парне кожаная куртка, а вокруг шеи небрежно наброшен черный узкий шарф. Он передает сестре перчатки и не замечая меня, что-то говорит ей.
А у меня пульс разгоняется, как самолет на взлетной полосе. От того, как легко улыбается, и как при этом собираются крошечные морщинки в уголках его глаз.
Разве можно влюбиться в улыбку? Господи, да. Можно. Отвечаю с полной уверенностью, потому что его улыбка — это то, что может заставить моё сердце дрожать. Подпрыгивать в агонии и мечтать, чтобы хотя бы раз он вот так улыбнулся мне.
— Оль, — заметив меня, Мариам машет рукой, подзывая к ним.
Медленно вдыхаю и выпрямляю спину. Глаза Давида перемещаются на меня, и лучистые морщинки исчезают. Улыбка стирается, а его губы плотно сжимаются. Пока иду к ним чувствую, как его взгляд придирчиво проходится по мне от головы до ног. Вечно он смотрит так, словно я оборванка какая-то. Чувствую себя насекомым под микроскопом и от этого всегда неуклюже себя веду. Вот и сейчас почти дойдя спотыкаюсь, но Мариам ловит меня за руку.
— Осторожно, — улыбается, обнимая меня.
— Привет, — сжимаю её в ответ и немного склоняюсь, чтобы поздороваться с её отцом, — Доброе утро, Тигран Арманович!
Перевожу взгляд на Давида.
— Привет!
В ответ он холодно кивает, даже не посмотрев в мою сторону. На лобовом стекле, должно быть, что-то гораздо более увлекательное, чем я.
— Здравствуй, Оля, — низким голосом произносит отец Мариам, — Мариам сказала, что ты сегодня к нам на ночь?
— Если это не будет проблемой?
— Нет, конечно. Лучше вы у нас подготовите свой доклад вместе, чем будете на телефонах висеть пол вечера, зрение себе портить.
Доклад? Не успеваю удивиться, как подруга несильно толкает меня коленкой по ноге. Доклааад…
— Спасибо за понимание, — тут же подхватываю её изощрённую ложь.
— Да не за что. Хорошего дня, девочки!
— Спасибо, и Вам!
— Пока, пап!
— Пока, дочь.
Давид не считает нужным ответить. Только сестре подмигивает и поднимает стекло.
— Фух, — с облегчением выдыхает Мариам, едва машина отъезжает.
Я же, стараясь не обращать внимание на режущее ощущение в груди, выдавливаю из себя улыбку.
— Я, если честно, не надеялась даже, что твои родители разрешат.
— Да ну. Папа нормально к тебе относится, ты же знаешь, — подхватывает меня под руку подруга, и мы направляемся к школе.
— А мама не была против?
— Нет конечно. Я же при папе спросила.
Ну вот, что и требовалось доказать!
— Так что сегодня после танцев Давид нас заберёт.
— Он тоже потом домой? — стараюсь звучать как можно безразличнее.
По сути какая мне разница домой он или нет. Для меня все равно ничего не изменится, но вопрос как-то сорвался быстрее, чем я его успела обдумать.
— Нет. Вроде с парнями договорился в бар пойти. Нас завезёт только сначала.
— Ясно.
— А ты почему грустная такая? — внимательный взгляд подруги оседает на моем лице, и она приостанавливается, потянув меня за локоть. — Случилось что?
Отрицательно мотаю головой, мысленно отвешивая себе затрещину. Мариам не знает ни о проблемах в моей семье, ни о том, что я безнадежно влюблена в её брата. Говорят, друзьям нужно рассказывать всё, а я не могу. По поводу родителей не хочу выглядеть так, словно жалуюсь, потому что у неё самой то ещё семейство, а Дав… я точно знаю, что она скажет если узнает:
«Он скоро женится, Оля! У него и невеста уже есть, а ты ему не нужна!»
И нет, это будет не потому что она захочет обидеть. Просто жестокая констатация факта.
Их семья относится
