пожилая женщина – врач долго водила белой липкой трубкой внизу Машиного живота, одновременно разглядывая нечеткие образы на мониторе:
– Н-да… странно. Может, вы что-то со сроками путаете? Нет? Размеры соответствуют, только вот сердцебиение очень слабое. Хотя на этом сроке сердечко должно уже хорошо прослушиваться.
– Что-то не так? – забеспокоилась Маша.
– Давайте-ка мы с вами еще недельку подождем, тогда уже будет ясно.
– Но как там ребеночек? Скажите мне сейчас!
Женщина сняла очки и, вздыхая, принялась тщательно протирать их бумажным платочком.
– Мне бы не хотелось вас сразу расстраивать, но, похоже, у вас регресс – замершая беременность.
– А как же маленький? – еще не осознавая нависшего над ней приговора, Маша салфеткой вытерла с живота гель и, застегнув джинсы, послушно села на кушетку перед врачом.
Та вздохнула сочувственно и скорбно свела вместе выщипанные в стрелочку брови.
– Есть подозрение, что эмбрион прекратил расти. Как бы вам сказать понятней… остановился в своем развитии, проще говоря, замер.
– Но почему это произошло?
– Ах, моя вы милая… Стрессы, плохая экология или просто генетический сбой. Сейчас часто стали диагностировать подобные случаи. Я сама почти каждую неделю наблюдаю регресс у новой пациентки.
– Это я в чем-то виновата? – побелевшими губами прошептала Маша.
– Вам нехорошо? Может, нашатыря дать? Вашей вины тут вовсе нет, возможно, с зародышем изначально было что-то не так. Нарушение эмбриогенеза. Естественный отбор. Вот в мою молодость вообще не проводилась диагностика на таких ранних сроках, и замершие беременности заканчивались самопроизвольным выкидышем.
– Что же мне делать теперь?
– Постарайтесь как можно спокойнее провести эту неделю и во вторник приходите снова. Тогда я точно скажу вам, что будет дальше. Есть небольшая надежда… Больше гуляйте в парке, пейте соки, не нервничайте. Но я должна была вас предупредить о самом худшем варианте.
* * *
Очередное обследование подтвердило печальный диагноз. Маша сдала все необходимые анализы и ей сразу назначили дату операции по удалению нежизнеспособного эмбриона.
Уже начался апрель. На улицах родного города ветер играл разбросанными фантиками и смятыми чеками, а то и высохшими от мартовских луж блестками новогоднего серпантина. Самое неприглядное время года в Тюмени – самое мусорное. Под окнами панельных пятиэтажек белеют окурки, щедро накиданные из окон беспечными жильцами, травка только-только пробивается между ними, верно, сама стыдясь табачного соседства.
Возле лавочек валяются пивные банки и стеклянные бутылки, – дедок бомжеватого вида шевелит их палкой, ищет целые. Неужели будет сдавать? Неужели еще где-то принимают такое добро?
Непроизвольно подмечая городские приметы припозднившейся в этом году весны, Маша пешком шла из женской консультации несколько кварталов напрямик до привычной улицы Севастопольской. Снег давно почернел, почти растаял, оставляя лужи на оголившемся асфальте, светило настоящее весеннее солнце.
Совсем скоро дворники подметут мусор, скрытый прежде в зимних сугробах, сгребут в кучи вялые комки старых листьев, подбелят плодовые деревца и бордюры садиков. Станет чисто и зелено от подросшей травы, а там клены и тополя принарядятся, там и до цветения яблонек недалеко. Станет жить веселее. Кому как…
Маша шмыгала носом, смаргивая с глаз неудержимые слезы. «Аборт! Аборт!» – колоколом бухало в голове. И ничто не могло утешить, ни свежий сырой ветерок, ни близость неумолимого цветения природы.
И вдруг шальная мысль: «А если врачи ошиблись? Вдруг моя кроха жива?» Два последующих дня Маша, как сумасшедшая, бегала по частным медицинским клиникам, потратила почти все свои сбережения, но строгие врачи – старые и помоложе, в очках и без них, с броским маникюром и просто коротко остриженными ногтями трогали ее напряженный живот, всматривались в мониторы и хором подтверждали регресс.
И вот тогда-то Машу охватило отчаяние и невыносимое чувство вины.
«Я убила его своими мыслями! Я сказала, что он никому не нужен, и малыш перестал жить! Я одна во всем виновата…»
Ей казалась, что она летит в бездонную, черную пропасть. Растравляя свою душевную рану, Маша нарочно искала в Интернете картинки и фото с изображением восьминедельного зародыша. Не сдерживая слез, она пристально разглядывала крохотные «ручки» и «ножки», большую опущенную головку, только-только проявляющееся «личико».
Маша представляла, что внутри ее тоже находится подобное крохотное существо, вот только сердечко его уже не бьется. И все силы ее здорового тела, вся ее чистая кровь, весь задуманный природой комплекс женских гормонов, все вдруг проснувшееся материнство не в силах уже воскресить это крохотное беззащитное существо, заставить его расти и развиваться. И ничего нельзя изменить, как нельзя вернуть Вадима…
Она почти перестала есть, не выходила из дома, равнодушно встречала Татьяну, которая регулярно проведывала подругу, стараясь поддержать. Однако непростые три дня, проведенные в больничной палате неожиданно ее подбодрили. Рядом находилось еще несколько молодых женщин с таким же диагнозом. Маша слушала их грустные истории и, разделяя чужое горе, на короткое время забывала о своем.
В середине мая Русанова наконец вышла на работу. И на второй день учебных занятий Машу вызвали в кабинет директора школы:
– Вы ведь изначально были в курсе, что занимаете место учительницы, находящейся в отпуске по уходу за ребенком. Сейчас Ольга Николаевна готова приступить к работе в нашем летнем лагере, а с сентября мы обязаны вернуть ее часы и классное руководство. Ваш трудовой контракт мы продлить не можем. Сожалею, Мария Васильевна, но вынуждена просить вас писать заявление об уходе. Конечно, можно по собственному желанию. Вам остается доработать стандартные две недели. Вы неплохой специалист, думаю легко найдете новое место.
Вскоре Маша равнодушно оформила необходимые документы, выслушала сочувственные реплики коллег, передала свой кабинет завучу и простилась со школой, где два года вела уроки биологии. Она любила свою работу, но с тайной болью осознавала, что ей действительно не хватает твердости характера для поддержания железной дисциплины в большом шумном классе.
Недаром «химичка» Светлана Игоревна часто поучала молодую неопытную коллегу:
– Ты слишком мягкая и голосок у тебя тихий да вежливый. С ними же по-доброму нельзя, они только крик и понимают. Вот как рявкнешь на них, так сразу и порядок. А ты глазками хлопаешь, как овца перед волчатами. Ты позволила им на шею сесть, разболтала класс! Долго так не продержишься, или сама сбежишь или тебя съедят.
«Даже не съели, – грустно усмехнулась Маша, – пожевали и выплюнули. Правильно, если я оказалась ни рыба ни мясо…»
Закончив последний рабочий день, она вернулась в пустую квартиру Вадима и принялась укладывать свои вещи в две большие сумки. Ей отчаянно хотелось найти себе побольше дел, чтобы занять руки. Маша тщательно перемыла посуду, навела идеальную чистоту во всей квартире, которую она когда-то называла своей «золотой
