конец — завел речь о Сионском соборе. Этот иностранец знал многое такое, что не всякий из нас слыхал. Ему известно, например, что сооружение Сионского собора было приурочено к перенесению столицы из Мцхета в Тбилиси. Меня поражала точность и глубина его знаний. Он назвал мне дату постройки храма — вторую половину шестого века, указал, кто из завоевателей и в каком году разрушил Тбилиси и осквернил этот храм. Потом он стал перечислять все достопримечательности Сиони — прямо как по путеводителю — и отметил, как будто между прочим: «Там, мол, хранится один из наиболее блестящих образцов раннехристианской культурной живописи». — Председатель посмотрел в потолок, словно припоминая в точности слова француза, и закончил: — Я его спросил, что он имеет в виду, и он ответил: Марткопская икона Спаса, относящаяся к шестому веку.
Начальник то и дело многозначительно поглядывал на меня. Я понял, что он готов причислить этого француза к подозреваемым лицам. А внутренний голос снова заговорил во мне: «Может быть, это преступление исходит из тех стран, где охотники за ценностями, ставшими национальным достоянием, чувствуют себя спокойно и привольно».
— Кроме этого, мы говорили еще о многих вещах, — продолжал председатель, — но в данном случае все это для вас интереса не представляет. В конце беседы он попросил у меня разрешения приехать для осмотра и изучения памятников грузинской культуры. Я, конечно, пригласил его и обещал всяческое содействие. Однако меня напоследок заставили насторожиться слова француза. В самом конце он мимоходом заметил:
— Слышал я, что народ у вас отвернулся от бога и церкви, не так ли?
— Большинство людей у нас не верит в бога, но никто не мешает верующим посещать церкви, — говорю я.
— Но таких очень немного, не так ли?
— Да, таких меньшинство.
— Значит, церковные иконы не представляют для вас особой ценности.
Я почуял подвох и промолчал.
— В таком случае мы могли бы приобрести кое-какие иконы, которыми у нас многие интересуются...
— Кто это — «мы»? — спрашиваю я. — И вообще, что вас конкретно интересует?
— Мы — это руководители музеев, любители древностей. Что же касается самих предметов древности, то важно принципиальное согласие, а о деталях можно договориться позже.
Ну, естественно, тут я уже не выдержал и говорю ему:
— Историю нашей страны вы изучили довольно хорошо, но вот о ее настоящем не имеете никакого представления. Мы бережем памятники старины — церковные они или светские — как зеницу ока. И не делаем национальное достояние предметом купли-продажи!
Расстались мы с ним холодно, и с тех пор я что-то не слышал, чтобы он попытался осуществить свое намерение приехать к нам.
Председатель взволнованно ходил по кабинету. Потом подошел к нам. Начальник быстро поднялся с кресла, я тоже. Председатель крепко пожал нам руки и сказал на прощание:
— Упоминание Марткопской иконы в вашей докладной заставило меня вспомнить эту не очень приятную беседу. Не имеет ли похищение какой-либо связи с этим старым французом — любителем чужого добра? Может, так, а может, и нет. Во всяком случае, единомышленников у него там немало... Ну, желаю удачи!
Мой рабочий кабинет был открыт настежь. Старший оперуполномоченный Владимир Пиртахия с озабоченным видом ходил из угла в угол.
— Слава богу! Я готов был на стену лезть от нетерпения! — воскликнул он, увидев меня, и вздохнул с облегчением.
Я понял, что он хочет сообщить мне что-то чрезвычайно важное. Повесив на вешалку фуражку и пальто, я сел за свой письменный стол и приготовился слушать. В глубине души меня мучили сомнения: мы там, у председателя ЦИКа, наобещали бог знает что, преступник, по нашим уверениям, был чуть ли не у нас в руках. А так ли все просто? Вдруг все наши подозрения ошибочны? Вдруг мы идем по ложному следу?
— Что случилось? Есть новости? — спросил я у Пиртахия, который смотрел на меня, словно видел первый раз в жизни. Видно, его удивила моя необычная невнимательность и рассеянность в такой момент. У него важное донесение, а я молча размышляю о чем-то своем! Было от чего удивиться.
— В цирковом хоре обнаружен четырехпалый мужчина.
Эта короткая фраза сразу вернула меня в рабочую обстановку. Как будто меня окатили холодной водой, и я тотчас же пришел в себя. Все посторонние, не относящиеся к делу рассуждения отошли в сторону, осталась одна мысль, одно стремление. Перед моими глазами была лишь рука преступника с четырьмя растопыренными пальцами.
— Дальше! — воскликнул я, подбегая к Пиртахия.
— Кондуктор был прав. Он действительно оказался певцом из хора. — Оперуполномоченный сел, достал из кармана коробку папирос и спокойно сказал: — В десять часов они вышли из дома...
— Кто — они? Из какого дома? — прервал я его. Владимир, видно, только сейчас вспомнил, что я ничего не знаю о последних результатах розыска.
— Ах, да! — Он виновато улыбнулся и пояснил: — Я ведь еще не говорил: тот певец со своим дружком-верзилой проживают, как мы выяснили, по улице Орджоникидзе, дом 86.
— Вы не ошибаетесь? Это именно те, кого мы ищем?
— Именно те! Мои ребята даже ухитрились обследовать его гардероб. Нашли плащ, тот самый, о котором нам говорили, — двусторонний, с черной подкладкой, блестит, как спинка таракана.
Пиртахия привстал, собираясь уходить, но я снова усадил его и заставил рассказать все сначала, со всеми подробностями.
Владимир Пиртахия был одним из самых любимых моих сотрудников. Он пришел на следственную работу из армии. Его как-то сразу же все полюбили — этот плотный, крепко сбитый парень отличался дисциплинированностью, энергией и исполнительностью. Я испытал его в деле, когда нам пришлось столкнуться лицом к лицу с вооруженной бандой. Пиртахия случайно оказался в моей группе. Он проявил тогда мужество и хладнокровие, особенно поразительное у новичка в нашем деле. Вскоре после этого задания мне удалось добиться его перевода в мою группу, и с тех пор я привык всегда видеть рядом с собой этого энергичного, остроумного и жизнерадостного человека.
— А как насчет пальца?
— На правой руке не хватает одного пальца.
— Как вам удалось выяснить все это так скоро?
— Ничего особенного! Адрес мы разузнали в филармонии. Один из наших под видом электромонтера зашел в указанный дом — там выключили свет, и он взялся проверить проводку. В комнате, на вешалке, увидел тот самый плащ. Вот и все.
—
