Глава 7. Пять лет
Так начинаются мои пять лет во Франции. Самые сложные, самые тяжелые, но в то же время самые захватывающие и интересные пять лет моей жизни.
Я сразу ухожу с головой в работу. Раньше всех прихожу в офис, позднее всех ухожу, быстрее всех обедаю. Наш департамент занимается стратегическим планированием, оценкой рисков, управлением проектов. В мои обязанности входит написание стратегии развития компании на ближайшие пять лет. Я делаю это вместе с десятью другими коллегами. Для стратегии приходится изучать много материалов по текущим проектам, нефтяным месторождениям, добыче, ездить в командировки, а потом анализировать всю информацию и делать прогнозы.
Мне нравится работа. Нравится, что очень большая нагрузка. Некогда вспоминать Стаса и страдать. Начальство ко мне тоже хорошо относится, ценит. Правда, до того момента, как у меня не начинает выпирать живот. Тогда я тороплюсь успокоить руководство, что не собираюсь уходить в декрет. Возьму обычный отпуск на две недели, чтобы родить, а потом выйду и продолжу трудиться в том же темпе.
Мама приезжает за два месяца до родов. Помогает обустроить детскую, купить все необходимое для ребенка. В июле я рожаю девочку. Прекрасную светлую и голубоглазую малышку. Я даю ей имя Вероника. Оно есть и в России, и во Франции.
С рождением ребенка становится еще сложнее, несмотря на помощь мамы. Раньше я спала ночью по 5-6 часов, а сейчас и этих часов нет. То колики, то зубки, то просто капризы. К тому же мама настояла на том, чтобы я кормила грудью, а это дополнительные сложности на работе.
Мне приходится сбегать с рабочего места, закрываться в пустой переговорной, сцеживать молоко молокоотсосом, упаковывать баночки в бумажный пакет и передавать курьеру, чтобы он отвез домой. Это нужно делать каждые два-три часа. Из-за того, что значительная часть рабочего времени уходит на сцеживание, мне приходится дополнительно задерживаться в офисе или вовсе брать работу домой.
В какой-то момент я начинаю чувствовать себя роботом. Делаю все на автомате и практически не сплю. Но несмотря на то, что физически мне очень тяжело, я неимоверно счастлива. У меня есть дочь. Мое маленькое чудо, мой ангелочек. Мне катастрофически не хватает времени с ней, и я стараюсь использовать каждую минуту вместе. Мое самое любимое — когда вечером Вероника лежит у меня на груди. Я кормлю ее и любуюсь, целую пухлые щечки, вдыхаю молочный запах.
Время идет, дочка взрослеет, а меня повышают на работе до заместителя начальника отдела. Я работаю все так же много, но уже становится полегче. Прекращаю грудное вскармливание, заканчиваются колики, зубки, плач без причины, и мы наконец-то начинаем спать по ночам.
Чем взрослее становится Вероника, тем сильнее она похожа на Стаса. В младенчестве было особо непонятно, а вот когда дочери исполняется два года я отчетливо вижу в ней черты бывшего жениха. От этого начинает просыпаться старая рана. Увы, она так и не зажила окончательно.
Новая страна, изнуряющая работа, ребенок — ничто не смогло исцелить меня после предательства возлюбленного, ничто не помогло забыть. А Вероника вовсе становится ежедневным напоминанием о сильной любви и сильном предательстве. Я ни в коем случае от этого не люблю дочь меньше, просто неожиданно погружаюсь если не в депрессию, то в глубокую тоску, от которой на стенку лезть хочется. В грудь как будто осиновый кол вогнали — вот так мне больно. Дочка ведь даже в куклы играть не хочет, только в машинки. Потому что ее папа — автогонщик.
Я часто задаю себе вопрос, правильно ли поступила, не выслушав объяснения Стаса, не сказав ему о ребёнке. Кто сделал так, чтобы я его застукала? Склоняюсь к тому, что это была его бывшая девушка Алла. Больше некому. Стас постоянно то сходился с ней, то расходился. По его словам, их отношения были токсичными, она выносила ему мозг, шантажировала, плела интриги. Стас терпел это полтора года, а потом принял волевое решение поставить окончательную точку. Через месяц после их расставания встретил меня.
Как только Алла узнала обо мне, сразу активизировалась. Они со Стасом расстались типа друзьями, так что на правах «подруги» она принялась названивать ему по ночам. К тому же они крутились в одной компании и регулярно встречались лично. Почти всегда на их тусовки я ходила вместе со Стасом, так Алла даже меня не стеснялась. Стас держался с ней прохладно, одергивал и не отходил от меня. А потом мне их «дружба» надоела, и я поставила вопрос ребром. Тогда Стас прекратил с ней любое общение.
Могла ли Алла сделать так, чтобы я застукала Стаса? Могла.
Отменяет ли это факт того, что Стас мне изменил? Увы, нет.
— Да или нет? — повторяю шепотом, чувствуя, как в горле образуется новый ком. — Скажи мне: да или нет?
Пожалуйста, Стас, скажи «нет». Я умоляю тебя, скажи «нет». И я поверю тебе, прощу тебя.
— Да, — выдыхает.
Сцена из аэропорта с его признанием в измене никогда не сотрется у меня из памяти. Как и то, что я увидела в отеле.
Стас изменил мне, и не имеет значения, кто и зачем прислал мне смс.
Мое эмоциональное состояние усугубляется, когда Вероника начинает спрашивать, где ее папа. Мы с мамой сочиняем сказку о том, что ее папа космонавт и улетел на Луну. Но дочке эта история не кажется достаточно убедительной. Она требует, чтобы папа поскорее вернулся или, как минимум, позвонил ей.
— На Луне, что, нет телефона? — требовательно топает ножкой.
— Нет… — растерянно отвечаю.
— Я хочу, чтобы мой папа ко мне приехал! Или взял меня на Луну с собой. Он что, не любит меня? Почему он улетел на Луну без меня?
Такие вопросы дочери разбивают мне сердце по новой. Я не знаю, что отвечать, как выкручиваться из ситуации. Все становится только хуже, когда Вероника идет в садик и оказывается, что там у всех детей есть папа, кроме нее. Дочка плачет, закатывает настоящие истерики и требует, чтобы ее папа немедленно к ней приехал.
Я реву вместе с Вероникой. Мама, глядя на все это, осуждающе качает головой.
— Зря ты скрыла от него беременность, — говорит мне как-то раз после очередного скандала Вероники.
Замечание матери бьет по самому больному месту.
— Он изменил мне! — зло рявкаю.
— Ну объясни это Веронике, — ухмыляется. — Может, эта отговорка зайдёт ей лучше, чем про космос.
Со всей силы хватаюсь за кухонную столешницу, рискуя поломать ногти.
— Вероника — только моя дочь, — цежу.
— Ну те же ее не от святого духа родила. Вполне себе от реального мужчины.
— Этот мужчина изменил мне. Так что он всего лишь донор спермы.
Мама вздыхает.
— Ну раз так, может, тебе пора заняться своей личной жизнью? Сколько можно работать? Глядишь — и папа для Вероники найдётся.
Это еще одно больное место. В личной жизни у меня не просто все тихо, она напрочь отсутствует. За три с лишним года в Париже я не сходила ни на одно свидание. Сначала я была беременной, потом Вероника была на груди, а потом я просто не хотела. Да и сейчас не хочу, но чем больше дочь требует папу, тем больше я задумываюсь о том, что мне нужно наладить личную жизнь и дать ребёнку если не отца, то хотя бы нормального отчима.
