месте: это был один из подъездов пятиэтажного жилого дома, который был полностью отдан под три отдела пермского отделения Свердловской железной дороги.
Два первых этажа были отданы под какие-то два технических отдела, а вот контора матери занимали три последних этажа здания. Она сидела на четвертом этаже, где в бывшей трехкомнатной квартире при входе посетитель попадал в большую секретарскую комнату; слева была дверь в кабинет заместителя матери, а справа была дверь в больший кабинет его матери; где еще была потайная комната отдыха с диваном, туалетом и раковиной. Потом мать там организовала еще и душ, но это будет через год. В двух других бывших квартирах на лестничной площадке были кабинеты сотрудников отдела матери, аналогично было третьем и пятом этаже.
Дом был не обычной «хрущевкой», а был построен по отдельному проекту для своих работников строительными организациями самой железной дороги.
Дом не поражала помпезностью – обычная прямоугольная коробка, но при этом стены в три кирпича, а площадь квартир в этом доме была раза в два больше по сравнению с теми же «хрущовками». В нём основном проживали работники среднего уровня: малогабаритки не по чину, а вот на шикарные хоромы – ещё не заслужили, не тот уровень.
- Алевтина Петровна, здравствуйте, - поздоровался он с достаточно симпатичной женщиной в годах. – Варвара Сергеевна свободна?
Насколько он помнил секретаршу матери, та долгие годы выглядела как женщина – чуть за сорок, с хорошей фигурой и симпатичным лицом. Как уж ей это удавалось, когда ей уже было за пятьдесят? Это великая женская тайна есть…
Изначально Герман, как только мать стала начальником отдела, то он в присутствии чужих людей и её работников, когда изредка бывал у неё на работе, то называл её по имени отчеству. Хотя она протестовала, но он продолжал так делать. Кстати, пару раз это ему даже помогло, вспомнил он с улыбкой.
Он как-то сидел в приёмной, не считая возможным зайти к матери без очереди и ожидал вызова, когда некоторые не совсем хорошие люди позволили себе обсуждать его мать не в самых лицеприятных тонах.
Тут ехидно улыбающаяся Алевтина Петровна, ответила на входящий звонок, подняв трубку на селекторе, выслушал звонившего и всех пригласила в кабинет, а Герман зашел вместе со всеми и тихонечко просидел всё совещание в уголке кабинета «не отсвечивая». И часть присутствующих не совсем понимала, что он здесь делает.
Надо было видеть лица этих редисок, когда мать закончила совещание и обратилась к нему как к сыну…
- Да, Герман, заходи, она ждёт тебя, - вырвала из воспоминаний Германа секретарша, получившая от начальницы указание по телефону.
**********
- Привет ещё раз, мам, - Герман прошел к большому столу матери и тут же поцеловал её в щеку, а затем сел за перпендикулярно стоящий стол по отношению к её столу. Фактически, стол матери составлял верхнюю палочку в букве «Т», а стол – за который он сел, ножку этой буквы.
Варвара Сергеевна не стала изображать удивление на лице, хотя была очень рада. Не часто её сын баловал поцелуями, а тут уже три раза за один день.
- Мам, по машинке… - начал он.
- Ты сейчас заскочи в кабинет к Сидоровой, там тебя будет ждать машинка, а на улице – Василий, он тебя уже должен ждать.
У неё была своеобразный служебный автомобиль – УАЗ-469, а водителем работал Василич, давно на пенсии, но продолжавший работать водителем.
Машина не совсем для начальника такого отдела, но Герману она очень нравилось. Всё-таки проходимость у машины была просто фантастическая, а уж передвигаться на ней не привлекая внимание было одно загляденье. Герман старался не афишировать в прокуратуре, где и кем работает его мать. И изредка пользовался УАЗом матери в прошлой жизни, если это требовалось по работе: разные вещи перевозил или выезжал со следственной группой на места происшествий, туда, где ни какая другая машина проехать не могла. А свободных машин не было или не было бензина. И такое тогда было.
- Спасибо, мам, но машину не надо, я на своей. Слушай, есть серьезный разговор по поводу организации небольшого бизнеса. Но не здесь и сейчас. Хочу с тобой переговорить по этому поводу вечером. Хорошо?
- Ну, конечно, сынок. Нет проблем. Я постараюсь быть в восемь. Просто отчёт надо сдать, а так бы и пораньше приехала.
- Мам, не беспокойся. В восемь, так в восемь. Мне как раз надо ненадолго задержаться на работе. Да и перед коллегами «проставиться». Не беспокойся, - он увидел неодобрение в её глазах. – Я пару рюмок выпью, а потом сразу домой. Надо, мам! Иначе в коллектив не вольюсь, ты прекрасно это понимаешь.
- Ох, сынок, не стоит злоупотреблять алкоголем, - покачала она головой…
Он быстро забежал по указанному адресу, забрал почти новую печатную машинку и печатные ленты для неё. С этим всегда были проблемы. Ленты использовались до последнего, пока ещё были видны буквы на бумаге. Эх, время такое былое, да…
Возвращаясь в прокуратуру, он вспоминал, что опасения со стороны матери были небеспочвенны. В те годы он действительно злоупотреблял, особенно пивом. Пару раз из-за его пьянки чуть не вылетел с работы, как в Перми, так и в Москве. Но теперь бояться матери было нечего.
Где-то в сорок два года он неожиданно для себя осознал, что у него начался реальный пивной алкоголизм. Два-три раза в неделю, а в пятницу - в обязательном порядке, он покупал пиво в больших количествах: не меньше трех-четырех литров, а часто сверху и водочкой лакировал...
Когда он это понял, то сразу бросил пить пиво, и не пил его больше трех лет, пока не перенесся в этот временной отрезок. Выпивал, конечно, но только водку и в небольших количествах, да и только по каким-то большим праздникам: День рождение, Новый год, ну и в День Победы…
- Ну ты, жук! – завистливо заявил Паша, когда Герман затащил в кабинет почти новую электрическую печатную машинку, потом поставил её на стол, а выданную механическую сразу утащил обратно к завхозу, который удивился, но молча принял обратно под роспись чудо механического гения.
- Просто знакомые есть хорошие, - сказал Герман, сел за свой стол и раскрыл порученное ему уголовное дело, углубившись в его чтение.
- Ты лучше дело изучи, а если будут вопросы, то задавай, - проворчал Манар.
- Спасибо, пока без вопросов, - ответил Герман, зарывшись с головой в
