class="p1">Глаза свои притворно сжав,
Решает: нужно в едком меме
Отобразить их каждый мяв.
Пусть разлетится по планете
Мем о котах настырных этих,
Что явно мудростью полны
Настоль, насколько голодны.
* * *
Коль хочешь стать пророком, скажи, что, мол, из космоса,
Добавь, что по рождению немножко Божий сын.
Ведь те, кто с детства самого пьёт воду из-под осмоса,
Тебе здесь не доверятся, ты здесь — не их акын.
Иль скажут, что пророкам-де не место в их отечестве,
Вот если б ты жил за́ морем, тогда расклад другой.
Они тут все «бохатые» — буржуи и купечество,
Борцы за всё хорошее. А ты-то кто такой?
* * *
Коль глубины глубин постиг,
Значит ё не моё.
А иначе — как пел «Пикник» —
Зачем это всё?
Чист ручей, если чист родник,
Сладким будет питьё.
А иначе — как пел «Пикник» —
Зачем это всё?
Может быть неприятным миг,
Но легко забытьё.
А иначе — как пел «Пикник» —
Зачем это всё?
* * *
Жизнь, как грейпфрутовый сок,
И сладка, и горька, и терпка —
И каждый её глоток
Удерживает крепко,
Напоминает мне, что
Ни болиголов, ни цикута
Мне не заменят восторг
От одного грейпфрута.
* * *
Перед грозой, во время оной
Природа радует собой
Поэта взор заворожённый
Надрывом, силой, красотой.
Находят тучи чёрным фронтом,
Раскаты дальние слышны,
От горизонта к горизонту
Гроза — посланница весны
Колотит молнией, и громом,
Кошмарит и глаза, и слух,
Несёт над лесом и над домом
Свои бабах, свои бубух.
Но всё — разряды прочь уходят,
И наступает тишина,
Которая стихами, вроде,
Не слишком уж освещена.
Скучны поэту тишь и благость,
Ему ненастья подавай:
Чтоб «буря мглою», чтобы в радость
Был буревестника раздрай.
А тут всего лишь послегрозье —
Затишье, свежесть и озон,
Им после молниевых гроздьев
Остался воздух заряжён.
Душой спокойствию внимая,
Сейчас на том себя ловлю,
Что не грозу в начале мая,
А послегрозие люблю.
* * *
О чём мечтали мы,
Чего хотели люди?
Коль не было зимы,
То и весны не будет.
* * *
Неужто написана повесть,
Где некто на зависть всем
На категорию «совесть»
Поставил свой знак ™?
* * *
Облако, похожее на белого дракона,
Щерится огромной, но не злобливой пастью.
Просто улыбается радостно с небосклона
Одному ему видимому далёкому счастью.
* * *
Мы союзники с тобой — в общем,
Но соперники с тобой — в частностях.
Мы не ищем нечто большего в большем,
Мы находим чаще малое в разностях.
А большое, если лучше подумать нам,
Будто лего собирается с малостей.
Нужно чаще нам под Моцарта с Шуманом
Совершать разновеликие шалости.
Вальпургиева ночь
Гони виденья прочь,
Не напрягай свой взгляд.
В Вальпургиеву ночь
Отряды ведьм летят.
И слышен ступ и мё-
тел их свистящий гул
Жриц колдовских ремё-
сел жаждет Вельзевул.
Со всех, какие есть
На свете, Лысых гор
Услышим мы их песнь,
Их жуткий ведьмин хор.
Сегодня, кто строптив,
Тот будет пьян и наг.
У них корпоратив,
День ведьм и Баб Яг.
* * *
Архимедов создал бог не затем ли,
Чтоб они могли шутя двигать горы?
Вот и дали ему точку опоры,
Говорят, давай, двигай Землю.
Он же, весь такой эстет из эстетов,
Кто умеет двигать больше словами,
Говорит, мы не из тех Архимедов,
Нужно двигать, двигайте сами.
* * *
Горловку тот — третьерейховый — евросоюз
От Железной балки до Каютово на востоке
Проходил шесть недель, он здесь просто загруз
В рабочих посёлках и боях жестоких.
Нужно было врага наступающего задержать:
Немцев, итальянцев, румынов, венгров и даже шведов —
Чтоб людей эвакуировать, оборудование демонтировать, снять
И отправить на восток — готовить и ковать победу.
Франция немцам сдалась через сорок три дня,
Целая Франция, гордость Европы, её опора.
Горловка выдержала столько же суток огня —
Просто город, обычный советский город.
* * *
Не каждый Бэнкси может
Достойно ограффитить
Унылость подворотен
И зачернённость стен.
Рисуют чаще рожи,
Какие страшно видеть,
И пишут сотни сотен
Ругательных морфем.
Неясные сюжеты,
Мазки, портреты, маски,
Нелепые разводы,
Унылое говно,
Что графики-эстеты
Наносят нитрокраской
На стены и на своды,
Понять мне не дано.
Балладка о Сократе
Как достал тогда Сократ земляков,
Много умничал и всех поучал.
Был никто ему сказать не готов:
Поучайте, мол, своих паучат.
Не носил Сократ ни шляп, ни очков,
А без шляпы — что за интеллигент?
Мог он в глаз любому из земляков
Засветить легко, в единый момент.
Философия должна быть порой
С кулаками, как бывает добро.
Ну, а так он был по жизни герой,
Не копил ни злато, ни серебро.
Всем прекрасен был: и вежлив, и мил,
Говорил «пардон», давши в глаз.
Только часто и подолгу нудил,
Был как человек-мастер-класс.
Мог сказать, поскольку был башковит,
Что в Афинах — разложенье и ложь.
И вы думаете, он был убит
Лишь за то, что власть не ставил ни в грош?
Всех достал, кого сумел он достать,
Наказать его был каждый готов.
По суду решили — должен принять
То ль цикуту, то ли болиголов.
Философия из прочих наук
Умозрительнее и веселей.
Как в ней что докажешь без рук,
Без, пардон, кровавых соплей?
Но на каждого философа есть
Крючкотворы — и юрист и судья.
Было им, наверно, за честь
Приписать философу яд.
* * *
Тридцатьпервомартовский снег,
Что не выпал этой зимой,
Совершил сегодня набег,
Кроя землю белой кошмой.
Что ж ему на тех облаках
Не сидится, хочется вниз.
Тут уже и травка в цветах,
Тут уже весны бенефис.
* * *
Кареты,
превращённые в тыквы,
вполне
Остаются вкусными тыквами.
А Золушки как?
Оказываются не
Красавицами,
а фальшивками?
На вздёрнутых носиках
серой золы
Совсем не сексуальные пятнышки,
После радостей бала —
их лица кислы,
А слёзки —
как хрустальные ядрышки.
Руками чуть нервно
разглаживают верх
Мятых-перемятых передников.
Как же так!
Кто их бедненьких сверг,
Оттеснил
от королевских наследников?
Жизни Золушек
и тяжки, и трудны,
Вместо па танцевальных —
верчение
