написал на Георгиоса завещание на дом и булочную. А знали бы, о чем тогда молились? Впрочем, несмотря на их молитвы, почти всю эту зиму я проболел. Какая-то лихорадка со сложным названием. Еще пару таких зим, и Георгиос вступит в наследство. Сейчас ему только 15, так что чуть подождет.
Уже давно, глядя на море, я не говорил любимой: «Здравствуй!» Сегодня сказал. И это было не патетично, а романтично. А она ответила мне, точно по сценарию, звонким криком чайки.
И еще она нежным солнечным лучом приласкала мне лицо, как ласкала его когда-то по утрам.
Анна еще спала. Одеяло сбилось. Солнечный луч из окна пробежал по узкой ступне, пощекотав маленькие пальчики. Действительно, почти детская нога. Лицо уже не было таким бледным, как вчера ночью. И синие круги под глазами исчезли. Зато отчетливей видно было, какие у нее длинные ресницы. И резче проступил белый шрам на виске. След ножа? Она слегка повернулась и что-то пробормотала сквозь сон. Под пижамой отчетливо проступила грудь. Уже вовсе не детская. Ну-ну… На травести она уже не годится. Уже не Джульетта… но еще не Оливия. А я собираюсь сыграть Бенволио, не иначе! Съехавший с ума старый паралитик за пол года до могилы задумался о женщине! Курам на смех! Я перебрался в свою каталку и направился в ванную. Душ по утрам мне просто необходим. Это не самая приятная часть дня. Нужно выполнить процедуры с конечностями. Потом переодеться. Здесь же, в ванной, унитаз и биде. И специальные перекладины. Иначе как бы я тут перемещался?
А когда я выкатил из ванной, то буквально натолкнулся на ее взгляд. Ну, как на столб.
– Это Город старых башен? – спросила она тоном больше утвердительным, чем вопросительным.
– Так его называют здесь, на карте он, кажется, называется иначе (Ну, чем не Бенволио?)
– А ты – Иоанн?
– Так меня называют здесь. И я уже привык к этому имени.
– А почему ты на коляске? Ты давно так?
– Милочка, ты задаешь нетактичные вопросы. Лучше б ты спросила, как я себя чувствую, или какая сегодня погода… Впрочем, я отвечу. Я «так» почти всю жизнь.
– Погоди, значит, ты не Иоанн?
– Когда-то меня действительно звали иначе.
– А где Иоанн?
– Анна, если только тебя действительно зовут Анна, почему так много вопросов? Ты уж объясни, пожалуйста, а то мне как-то непонятно.
– Я ищу Иоанна, владельца булочной. Он мне очень нужен! Очень!
Какая убедительность! Жаль, что я уже сказал, что не Иоанн.
– Ты опоздала на шесть лет. Тот Иоанн, который владел булочной все эти шесть лет ждал тебя на городском кладбище.
Она заплакала. Ну чисто девчонка, которой сладкую булочку не хотят покупать. У меня таких по три на день в булочной плачут. Потом, когда слезы потекли уже не рекой, а ручейком, я сумел ее расспросить подробней. Устарел Шекспир! Анна, по ее словам, росла в столице. Отец был большой начальник, и все у нее было очень хорошо. Пока ей не исполнилось 17 лет. Она окончила очень престижный колледж и должна была ехать учиться в Сорбонну. Специальность – то ли психоэлектронника то ли электропсихика. Я так и не понял. Но вдруг ее отца посадили в тюрьму. Потом пришел его бывший начальник, сказал, что отца еще можно вытащить, но они с матерью должны вернуть те деньги, которые отец вроде бы украл. У них не было этих денег. Мать продала все, что у них было. Но этого все равно было мало. Потом матери сказали, что Анна может отработать долг в постели у начальника. Тогда мать и перестала соображать. Попала в психушку. А Анна сбежала. Про дядю Иоанна ей рассказывала мама, когда еще что-то понимала. Он был ее последняя надежда. Мама говорила, что у него есть деньги. И, хотя он жадный, но племянницу, быть может, пожалеет. Если не даст денег, чтоб вытащить брата из тюрьмы, то хоть спрячет ее у себя. Книжка, которую я у нее увидел, – это семейный фотоальбом. Я посмотрел. Морда у настоящего Иоанна действительно, выдавала очень жадного человека. Кащей и Плюшкин в одном лице. Вряд ли Анне что-либо у него светило. Разве что сдал бы ее в аренду в бардак в Веселом квартале. Я ей так об этом и сказал. В результате получил очередные реки слез.
Мог бы догадаться. Дальше надлежало что-то придумать с этой девчонкой.
Прятать ее бесполезно. Она показала в альбоме фото начальника отца, и я узнал его. То есть лично мы знакомы не были, но о его делах я, в свое время, читал. Очень крутой. И очень опасный по женской части. В газетах писали о двух его женах, покончивших с собой, о пропавших бесследно девушках, о тайном притоне в пригороде столицы.
Тут было над чем подумать. Отныне я – рыцарь, защищающий вдов и сирот. И чем моя коляска не Росинант? На одной из фотографий в альбоме отец Анны был с каким-то типом, похожим на меня. То есть на меня тех времен, когда я ходил на двух ногах. Эту фотографию я и взял. Потом предупредил Анну, что если она выйдет из дома, то на нее нападут пираты, бандиты и инопланетяне одновременно, а если высунется в окно, то подстрелит снайпер-самоубийца. Еда в холодильнике. Книги в шкафу. Телевизора, радио, магнитофона нет и никогда не будет. Никому не открывать. А если вражеские армии взломают дверь – хоть под пытками утверждать, что она моя племянница, а я ее родной дядя.
После этого я покатил в мэрию. Секретарша впустила меня в кабинет мэра без вопросов и препирательств.
– Здравствуй Иоанн! Что ты все на коляске? Купил бы уже машину! – это он так приветливо со мной шутил. Знаем мы эти барские шуточки! Он знал, что машин я не люблю. Да и некуда мне на машине ездить. В исторической черте города внутри крепостных стен автотранспорту движение запрещено. Даже мэр ходит пешком. Мерседес ждет его на автостоянке за крепостными воротами. А всего в двух милях от города – порт. Там и машины, и мобильные телефоны, и компьютеры. Словом, сумасшедшая современная жизнь.
После моего приветствия заговорили о делах.
– Мэр, вот на фото я с братом. Брат работал во Всеобщих системах связи. Но его босс, этот рыжий боров, захотел его дочку, мою племянницу Анну. Он посадил брата, довел до психички его жену и насел на девочку. Это ведь полный беспредел. Девочка сейчас у меня.
