— Тогда я пойду дальше. Пусть будет больше пятидесяти миль, я отправлюсь на север к Дарему, если понадобится, или на юг к Йорку. Я приняла постриг и не могу жить в миру.
Мора взяла лучину из корзинки с хворостом, поковыряла в зубах и сплюнула в огонь.
— У тебя есть легенда? — с невинным видом поинтересовалась она. — Придумала про себя какую-нибудь байку?
Сестра Анна смутилась. Голова ее уже не так блестела, как прежде, на ней показался легкий пушок светло-каштановых волос. Она потерла затылок грязной рукой, и там осталось черное пятно сажи. От усталости темно-синие глаза на лице провалились. Она казалась совсем старухой, почти как сама Мора.
— Какая легенда? — спросила девушка, но тут же вспомнила, как трусливо бежала из монастыря. — О святая Мария, Матерь Божья…
— Если кто-нибудь видел, как ты удирала, твои дела плохи, — весело сказала Мора. — Вряд ли другая аббатиса встретит тебя с распростертыми объятиями, если узнает, что, почуяв запах жареного, ты дала деру, словно простой грешник.
— Я принесу покаяние и приму епитимью… — начала было Анна.
Мора недоверчиво фыркнула.
— А мне кажется, тебя выбросят за ворота в одной рубашке и тобой будет пользоваться всякий, кто пожелает. Ведь подумают что? Что ты шпионка или еретичка. Что лорд Хьюго тебе заплатил, а ты пообещала подслушивать, подсматривать и все ему докладывать. Они удивятся, как тебе одной удалось выбраться, возможно, обвинят в поджоге, или в колдовстве, или даже и в том и в другом. Ведь все напуганы; в стране нет монастыря, который нельзя обвинить в злоупотреблениях и интригах, и сейчас для них не самое подходящее время принимать новых членов, особенно тех, от кого попахивает пожаром. Ты погибла, сестра Анна! Ты нарушила свои обеты, твой монастырь теперь — тлеющие руины, над твоими сестрами надругались, они погибли или разбежались кто куда. Ну так что ты теперь будешь делать?
Девушка закрыла лицо ладонями. Мора раскурила небольшую закоптелую трубочку и с удовольствием затянулась крепким дымком какой-то травки. Она спокойно сидела и ждала, когда перестанут содрогаться плечи ее воспитанницы и умолкнут молитвы, прерываемые рыданиями.
— Предлагаю тебе остаться здесь, — наконец продолжила Мора. — Лучшего в твоем положении не придумаешь. Здесь мы легко узнаем, что случилось с твоими сестрами, как у них дела. Если аббатиса выжила, она будет искать тебя здесь. Уйдешь — и она не узнает, где ты. Может, все девушки разбрелись, как и ты, по своим домам и вас всех простят.
— Вряд ли они спаслись, — вздохнула Анна, покачав головой.
Уж очень горяч был огонь, пламя совсем близко подобралось к кельям. Большинство монахинь, скорей всего, сгорели в постелях, так и не проснувшись.
Мора, которую забавляло происходящее, подавила усмешку.
— Так ты, значит, первая выскочила? Самая шустрая оказалась? — Она сделала выразительную паузу. — Ну тогда тебе вообще некуда податься. Некуда, ты это понимаешь?
Сестра Анна даже покачнулась — настолько силен был удар. Ее так потрясли слова старухи, что она побледнела, ей сделалось дурно.
— Я тебя не прогоняю, нет, — заметила Мора. — И люди будут молчать. Все вернется на круги своя. Прошло четыре года, и вот ты объявилась. И тебе уже шестнадцать, правильно?
Девушка рассеянно кивнула.
— Созрела для мужа, — удовлетворенно промолвила Мора. — Или для того, кто не хуже, — добавила она, вспомнив гадание на костях и юного лорда Хьюго.
— Только не это, — едва слышно пролепетала девушка. — Я останусь с тобой, буду работать на тебя, как раньше. Теперь я многое знаю, куда больше, чем прежде, умею читать и писать. Мне известно гораздо больше трав и цветов — садовых цветов, а не только диких. Но я стану заниматься лишь тем, что угодно Богу, врачеванием и повивальным делом. Никакого колдовства и заклинаний. Я принадлежу только Христу. Я стану исполнять обеты здесь, буду усердной, пока не найду, куда мне идти, пока меня не примет какой-нибудь монастырь. Я буду врачевать во славу Божью и останусь Христовой невестой… — Она огляделась и порывисто закончила: — В этом презренном и жалком месте. Я буду очень стараться.
— Ну что ж, — невозмутимо произнесла Мора, — работать так работать. А когда молодой лорд организует набег на север, на земли шотландцев, и забудет про свою новую забаву мучить монашек, поедешь в Каслтон за новостями. — Она вскочила на ноги и отряхнула грязное платье. — А сейчас, раз уж ты здесь, вскопай вон тот участок. Пока тебя не было, он несколько зарос. Мне кажется, там можно посадить немного репы на зиму.
Кивнув, Анна поднялась и направилась к двери. Там стояла новенькая мотыга — плата за порчу соседских коров, которые пасутся не там, где следует.
— Сестра Анна! — тихо окликнула девушку Мора.
Та быстро обернулась. Мора бросила на воспитанницу сердитый взгляд.
— Никогда больше не отзывайся на это имя, — велела она. — Слышишь? Никогда. Теперь ты снова Элис, и если кто-нибудь спросит, где ты пропадала, ври, что гостила у родственников в Пенрите. Тебя зовут Элис. Я дала тебе это имя и снова возвращаю его. Забудь о том, что ты была сестрой Анной, это было в другой жизни, которая кончилась для тебя плохо. Теперь ты Элис, заруби себе на носу.
ГЛАВА 2
После пожара в аббатство хлынули солдаты и громилы, которым вскружили голову слухи о спрятанном золоте и других сокровищах. В деревушке Боуэс их ждал не слишком теплый прием, поскольку в шести домах не любили пришлых, а четыре дома или даже пять остались без заработка: аббатство уничтожили и служить было некому. Мора всем рассказывала, что у нее новая ученица, а если кто и узнал в девушке исчезнувшую четыре года назад Элис, то виду не подал. Возможно, в деревне и ходили подобные разговоры, но никто не посмел донести об этом, иначе в деревню явился бы лорд Хью или, что еще хуже, его сын, безумный молодой лорд. Сейчас всем было не до сплетен. По разоренному аббатству все еще бродили нищие — несчастные лишились монастырской милостыни и не представляли, куда им податься. Жители Боуэса заперли двери на засовы, сопротивляясь всяким попыткам чужаков остаться на ночлег, и старались не упоминать об аббатстве, монахинях и пожаре, а также о мародерстве в разграбленном монастыре, не прекращавшемся и в последующие дни.
Утверждали, что аббатство сожгли случайно. Солдаты лорда Хьюго, возвращаясь из похода на разбойников, заглянули туда просто припугнуть монахинь и заставить их исполнить волю короля — отдать богатства и порвать с Папой Римским. Все началось с дикой забавы — разожгли костер, добавили дегтя. Когда пламя перекинулось на постройки, Хьюго уже ничего не мог поделать, а все монахини погибли в первые минуты пожара. Молодой лорд был пьян и мало что помнил. Он исповедался и принял епитимью от своего священника, отца Стефана, который перешел в новую веру и не видел ничего дурного в том, чтобы выжечь гнездо предателей-папистов. Местные жители растащили из наполовину уничтоженного здания все, что только можно, а потом принялись разбирать и камни. Уже через несколько недель после возвращения в лачугу Элис могла гулять где угодно, и на нее никто не обращал внимания.
