Закидаем сверху рыхлой землей, а для леса нужна глубина тридцать сантиметров!
— Колхоз, между прочим, этот участок уже принял.
— Кого обманываем? — пристыдила Варя бригадира, а сама поймала себя на том, что тоже ищет такой выход, чтобы и бригаде угодить, и свою совесть убаюкать. Но такого гибкого, удобного для всех выхода что-то не было видно. Может, он где и притаился, да разве вот так сразу выцарапаешь его…
Алексей смущенно кашлянул, но не сдавался.
— Хорошо, клин перепашем, но только не сейчас, а в сентябре. Лес от этого не пострадает, а наша августовская выработка будет на три гектара больше!
Варя на минуту заколебалась, а потом сказала тихо, с болью в голосе:
— Мы такое большое дело затеяли, такое большое, а ты хитришь… Природу надо чистыми руками преобразовывать, без единого пятнышка…
Она вдруг разозлилась на всех: на Алексея — за то, что он бригадир, а ей приходится объяснять ему такие простые, общеизвестные вещи; на себя — за то, что могла на миг усомниться в своей правоте; на любопытного Митю, который, подслушивая их разговор, так далеко высунулся из палатки, что, того и гляди, свернет себе шею.
— В общем, так… — сдерживая себя изо всех сил, чтобы не накричать на Алексея, сказала Варя таким скрипучим голосом, что самой слушать было противно. — Не перепашете сейчас — не включу этот клин в августовскую выработку.
Варя ожидала, что Алексей станет ее упрашивать или упрекнет, как и Пшеницын, в отсутствии бригадного патриотизма, но он только пристально посмотрел на нее, как будто впервые увидел, беззлобно усмехнулся и сказал убежденно:
— Под старость из тебя такая сварливая баба выйдет, каких еще на свете не было!
Вечером бригадир сам сел за трактор и поехал перепахивать забракованный клин. На сиденье прицепщика подпрыгивал Митя. Алексей вел трактор не по дороге, а напрямик, по ухабам, и щуплый Митя подпрыгивал так высоко и так покорно, что Варя пожалела вдруг от всего сердца и его, и Алексея, и всю бригаду. Им всем лучше было бы, если б вместо нее здесь работала другая учетчица: тогда они наверняка бы вышли на первое место в ЛЗС и завоевали переходящее знамя. «Неуживчивый у тебя характер!» — осудила себя Варя и подумала испуганно, что в словах Алексея есть доля правды: она так много сейчас со всеми ругается, что и в самом деле может превратиться в сварливую бабу.
6
При свете фонаря «летучая мышь» Варя писала письмо подругам на швейную фабрику. Напротив нее за столом обосновался с книжкой Степа Головин, а рядом Пшеницын пробовал пришить пуговицу к рубашке. Чтобы пуговица сидела на своем месте, пока не сносится рубаха, он скрутил нитку вчетверо, долго не мог вдеть ее в узкое ушко иголки и сердито сопел.
— Дай я пуговицу пришью, — сжалилась Варя.
— Обойдемся без вашей помощи.
— Ну это уж просто глупо!
— Не всем же быть умными… — смиренно произнес Пшеницын.
Он перегрыз пучок ниток, подергал за пришитую пуговицу, пробуя прочность работы, и отошел от стола, победоносно взглянув на посрамленную учетчицу.
— Неприятный тип… — сказал Степа, вскинул подбородок к звездам и заговорил о загадке Тунгусского метеорита.
Налетевшие на свет мошки бились о стекло фонаря. Тонкий вибрирующий звук этот еще больше подчеркивал торжественную тишину ночи. Варя вдруг почувствовала себя одинокой.
Степа увидел, что его не слушают, обиженно вздохнул и замолк. Варя скомкала недописанное письмо и ушла в палатку.
Среди ночи она проснулась, да так уж и не заснула до утра. Думала о себе, о бригаде, слушала далекий, приглушенный расстоянием шум работающих на ночной пахоте тракторов. И хотя никак нельзя было определить, какой шум принадлежит трактору, который перепахивает забракованный ею клин, но Варе чудилось, что она различает особый, непохожий на другие, укоризненный шум, будто трактор этот каждым своим выхлопом стучался ей прямо в сердце. Наново и крепче прежнего Варя усомнилась в своей правоте. И ночью перебороть постыдную свою слабость и вернуть себе душевное равновесие было почему-то гораздо трудней, чем днем. Уж не в том ли все дело, что ночью усомнившемуся человеку просто не на что в темноте опереться и остается он один на один со своей совестью?
Варе вдруг показалось, что взялась она за непосильное для себя дело. Просто слабовата она, и все тут. В другой бригаде, может, и потянула бы, а здесь… Один верзила Пшеницын чего стоит! А Алексей? Уж лучше бы обругал ее, чем вот так вкрадчиво и тоскливо урчать своим трактором. Всю душу вымотал…
Рано утром, выйдя из палатки, она заметила, как, завидев ее, проворней зашевелилась у костра Федосья. Сначала Варе стало смешно, что такая солидная тетка побаивается ее, а потом подумала горько: «Никто меня здесь не любит, только боятся. Доработалась!»
Ей захотелось вдруг узнать, все ли еще подпрыгивает на сиденье прицепщика Митя или уже устроился поудобней, и Варя пошла в степь в сторону забракованного клина. Немым укором ей лежал пустынный свежеперепаханный клин. Варя в нескольких местах смерила глубину пахоты и осталась довольна. Она взобралась на вершину бугра, поискала глазами трактор и нашла его в низине за отростком оврага.
— Чего это вы сюда забрались? — беспечно спросила Варя, подходя к трактору, и сама расслышала неподвластную ей виноватинку в своем голосе.
Алексей с Митей поднимали лемеха у плуга, собираясь возвращаться на стан.
— И как ты проглядела: мы тут еще отыскали небольшой кусок с огрехами! — похвастался Митя и улыбнулся Варе припухлыми сонными глазами, показывая, что больше на нее не сердится.
Теплый громыхающий трактор заспешил на стан. Варя сидела рядом с бригадиром в кабине трактора, Митя по-птичьи прикорнул на высоком сиденье прицепщика.
Алексей мельком глянул на Варю и отвернулся. Он все еще не понимал, как случилось, что его переучивает работать эта слабая девчонка, которая тайком от всех по книжке изучает трактор и нашла в Мите-прицепщике великого знатока двигателей внутреннего сгорания. Ему вдруг захотелось узнать Варино искреннее мнение о нем: какой он бригадир, ну и человек тоже.
Сейчас самое подходящее время сказать ей, что вчера он смалодушничал и покривил душой, пытаясь отложить перепашку забракованного клина на сентябрь. Затем, чтобы у Вари не создавалось превратного мнения о бригаде и личности самого бригадира, нужно бы внушительно разъяснить ей, что не велика беда, если они в этом месяце не выйдут на первое место: августом год, как известно, не кончается. А дутой славы им не надо — завоюют настоящую.
Но у Алексея не поворачивался язык выговорить все это, особенно
