том, что хозяин дома сейчас не на шутку взволнован и боится, как бы я не передумал.
— Да! И еще! Поговори и со своим местным другом. Как тебе, я ему, конечно же, не заплачу, пусть не рассчитывает, но если у него есть желание продать свой дом, то пусть даст реальную цену. И чтобы не терять время, неплохо было бы и ему на всякий случай тоже подготовить к послезавтрашнему дню все документы.
— Коль, ты это… — Валера опустил глаза и нерешительно переступил с ноги на ногу, — до послезавтра еще дожить надобно… Подкинь задатку малёхо.
Он показал мне большим и указательным пальцем размер задатка.
Я с прищуром посмотрел на расстояние между пальцами и достал бумажник.
— Этого хватит? — протянул я ему две купюры по сто долларов каждая.
Валера быстро кивнул и взял деньги.
— Хватит! Как раз будет чем Петровича уговаривать…
Мы ударили по рукам, и я пошел обратно к дому бабы Фроси.
Бабка-гадалка
— Эта ваша баба Фрося? Кем она была раньше? — спросил я у Палыча, когда мы выезжали из поселка.
— Кассиром была в рыбколхозе еще лет так двадцать назад. А сейчас, не поверишь — гадалка, каких поискать! В округе таких точно нет — клянусь! На картах так тебе всё раскинет, что мураши по всему телу, и всё сходится.
Палыч помолчал немного, а затем продолжил:
— Как с нашим рыбколхозом государство похерило, так у нее как-то сразу и дар прорезался… На старости-то лет! Сначала все посмеивались да шутковали над бабкой, но после того как она Вальке Пахомовой нагадала, чтобы та не летела в Москву, а сдала билеты и ехала на поезде, к нашей Ефросинии стали относиться уже всерьез. Разбился тот самолет, и все, кто в нём были, погибли. Вот так-то! Ну и после того со всей округи к ней и прут горемычные, тем и живет бабка.
Палыч замолк, еще что-то вспоминая, затем протиснулся с заднего сидения между нами и заглянул мне в глаза, как бы проверяя, верю я его словам или нет.
— Вот глянет она на человека и сразу же знает, как зовут его! Веришь? И в людях она шибко разбирается, вот...
— Верю-верю. Сразу видно, что бабка непростая.
— То-то, — с гордым видом кивнул Палыч, снова откидываясь на спинку сидения.
На обратном пути в Новороссийск мы завезли Палыча домой. Он как радушный хозяин пригласил нас, как он сам выразился — на баньку. Всю дорогу рассказывал нам, какой у него есть великолепный первач и вкуснейшая домашняя колбаса из дикого кабанчика. Сергей, зная Палыча уже не первый год, тут же категорично пошел в отказ, прекрасно понимая, что эта банька может затянуться как минимум на пару-тройку дней. Клятвенно пообещав, что обязательно заскочим к нему в другой раз, мы понеслись в сторону Новороссийска.
— Серёга, придется тебе побыть со мною еще какое-то время, и это в твоих же собственных интересах. Завтра в одиннадцать ноль пять в Анапу из Москвы прилетает твой непосредственный начальник и по совместительству мой дядя Илларион Пантелеевич Стругов. Надо бы его встретить, заодно и познакомишься. И вот еще что, — не дал я Серёге прийти в себя, — мне нужен толковый юрист, свой местный нотариус под рукой и подмазанный чиновник из регистрационной палаты. Всё это мне необходимо к послезавтрашнему дню.
Серёга ухмыльнулся и, довольно качнув головой, сказал:
— Уже. Наш юрист и местный нотариус завтра будут в Новороссийске. А вот чиновник… Это уже полностью их проблема.
Потом посмотрел на удивленного меня и засмеялся.
— Эта бабулька так и сказала, что ты захочешь выкупить весь хутор.
Банька по-русски да с пивом разливным!
В Новороссийске ветер бушевал с прежней силой. Эта сумасшедший ветер Бора и не думал успокаиваться. Коммунальные службы города работали не покладая рук — чинили линии электропередач, убирали с дороги валявшийся тут и там крупногабаритный мусор. Понятно, что по такой погоде на улицах города было почти безлюдно, но вот местные ресторанчики и кафешки, на удивление, работали как ни в чём не бывало.
— Тебе вчера пиво понравилось? — спросил у меня Серёга.
— Да, хорошее. Терпкое, я такое люблю.
— Так может, заедем, возьмем разливного?
— А давай! И еще рыбки местной…
Через два часа мы с Сергеем, капитаном Дюпьле и господином Паскалем уже вовсю парились в бане, лупя друг друга дубовыми вениками. В зоне для чаепития был накрыт стол в духе местных банных традиций. Свежее пиво местного разлива, вяленая щука, судак и подсушенная икряная таранка. Серёга кому-то позвонил, и через полчаса прямо к «Венере» привезли целое ведро свежесваренных раков размерами чуть ли не с мою ладонь.
Наш уважаемый шеф-повар, как-то очень быстро захмелев, отбросил в сторону все условности и, отложив в сторону вилку и нож, стал есть рыбу и раков так же, как и мы, голыми руками.
Капитан тоже немного удивил. Он неплохо для европейца держался в бане, хорошо переносил приличную температуру и даже несколько раз под наши с Серёгой одобрительные взгляды сам поддавал парку.
Как оказалось, бывший хозяин любил это дело, и они с господином Гизманом частенько парились на яхте во время переходов или длительных стоянок. Так что наш капитан оказался заядлым парильщиком, и ему к русской бане было не привыкать.
А вот нашему господину Паскалю… всё было в новинку. Он поначалу отнекивался, ссылаясь на свое сердце, отказывался даже заходить в парилку. А потом, поддавшись на наши уговоры, плюнул на всё, перекрестился на католический манер, решительно напялил на голову банную шапку и с обреченным видом зашел к нам.
Минуту господин Паскаль стоял неподвижно, зажмурив глаза, а потом потихоньку разошелся, осмелел, разомлел и, сидя на самой нижней полке, даже пытался с нами шутить.
А вот когда я по нему еще слегка прошелся вениками, а потом разомлевшего и раскрасневшегося столкнул в бассейн, он какое-то время находился под водой, а затем медленно вынырнул и посмотрел на меня осоловевшими от удовольствия глазами. Заплетающимся языком он промямлил что-то в духе того, что вот только сейчас, вот в эту самую минуту он родился заново и теперь вот с этого самого момента начинает свою новую жизнь.
— Коля, можно тебя спросить?
Серёга немного окосел от выпитого, но соображал он, по всей видимости, всё еще хорошо.
— Мы там, — он мотнул головой в сторону берега, —
